Бюджетный отдых
Шрифт:
Ответа я не получила.
Ну и ладно. Скоро увидимся. Не откажут.
Вот такой плацкарт...
Часть 6. Хахали, халява и евреи.
Хахали, халява и евреи
Последнего часа в поезде вроде как и не было. По крайней мере - для меня...
Некоторые торопятся скорее закончить надоевшее утомительное дело и комкают всю прелесть в конце. Я тоже была такая. Я поступала ещё хуже: бросала надоевшее дело в начале или середине.
У меня есть умная - очень умная!
– подруга. Так вот, она говорит, что мои проблемы в том, что я не умею ждать. Ждать - самое трудное, что есть в жизни.
Есть ещё одна степень ожидания - терпение. Смысл его состоит в том, чтобы «ждать не смотря ни на что».
Я работала над собой. Ждать и терпеть можно много чего. Я училась «держать язык за зубами». Якобы набираешь в рот воды и ждёшь, пока существует опасность сболтнуть лишнее. Иногда это - ждать - заканчивается быстро. И вырабатывается такое маленькое «терпеньице». Но иногда «терпение не проговориться» нужно такое большое, что ждать до конца - нет никаких сил. Так бывает ещё хуже: терпение без срока давности. Это когда - неизвестно сколько ждать.
Вот поэтому я и стала, наверное, писать. Чтобы не болтать.
Мне один хороший знакомый так и сказал: «Хорошая ж ты баба, Оксанка! Но что же у тебя язык такой длинный?».
Ну разве ж я виновата?
Если мне скажут что это - «секрет», то я всё понимаю. И если вдруг не выдержу и расскажу кому-нибудь, то это будет очень надёжный человек, и я его тоже предупрежу, что это - секрет! Но всё же, прогресс налицо!
Я научилась наслаждаться окончанием любого дела.
Какого?
Да хоть какого!
Окончанием не очень интересной книги, которую я вымучивала на пляже. Потому что я не забросила её, а дочитала до конца, хоть назавтра и забуду, о чём там шла речь.
Довязыванием свитера со сложным узором, который вымотал всю душу. Но вот он почти готов, и последние стежки приносят такое удовольствие, что не хочется торопиться. Потому что - вот он: готовый, красивый, и его связала я, хотя многие и не принялись бы за такой сложный узор.
И эта дурацкая душная плацкарта - пыльная, потная!
– уже подходит к концу, и счастье в душе оттого, что я выдержала. Что я не нюня - а молодец! Что справилась одна, без нытья, и не спрыгнула с поезда посередине пути. Ещё несколько минут, и я достигну заветной цели.
Некоторые настрадавшиеся так торопились, что выстроились вдоль вагона, нацепив на себя при этом все тюки и чемоданы. К тамбуру стремились как к алтарю, а счастливчики уже ни за что не хотели слышать о том, чтобы подвинуться, будто от этого перемещения зависело их место в раю.
Я сидела и писала эсэмэску письма Ангелине-Геле.
Давняя моя знакомая. Очень добрая. Медсестра в санатории. Её дочка вышла замуж и уехала, оставив молодую красивую маму одну в двухкомнатной квартире. Это Геля пригласила меня к себе погостить. Когда я спросила: «Сколько это будет стоить?», - то в ответ услышала.
– «Ты что, Оксаночка! Совсем ничего. Живи, сколько хочешь. Хоть всё лето!».
Мне понравилось это вслух высказанное гостеприимство, хотя... «Халява...», - подумала я и насторожилась.
– «Халява - это не про меня. «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке...».
Я привыкла за всё платить, но, тем не менее, согласилась остановиться у неё на день-два, пока не подыщу себе хорошее жильё за маленькие деньги. С большими деньгами и дурак поселится. А здесь вроде игры в «Бюджетный отдых».
Правда, в последних сообщениях Геля стала упоминать о каком-то мужчине. Что якобы сейчас у неё появился друг - чуть ли не муж. Этот факт-сюрприз мне сразу не понравился, о чём я открыто заявила: «Так, мол, и так, не хочу мешать изливаться стрелам Амура...», - но она так настаивала, что я прихватила с собой в подарок меховой наряд, чтобы не быть халявщицей.
Кроме неё у меня было много знакомых в Анапе. Можно было бы и квартиру сразу снять, но всё, что предлагали, было далеко от моря. Поэтому я решила поискать жильё сама.
Из вагонного тамбура мученики выпрыгивали как жир с раскалённой сковороды. Толпа встречающих родственников и таксистов гудела, как осы возле улья.
Я не торопилась, но остановиться и обернуться назад - чтобы посмотреть на бывший мне пристанищем вагон - желания не было, хотя иногда я бываю излишне сентиментальной. В той же пропахшей плацкартой тунике цвета яркой фуксии - чтобы Ангелина меня не проглядела - я шагнула на твёрдую землю и тут же попала в лапы какого-то активного мужика.
«Что такое?!», - я в недоумении озиралась по сторонам, пока не наткнулась глазами на Ангелину.
Боже мой! Что делает с людьми любовь?
Гелька хоть и была блондинкой, но - крашенной. Она никогда не была толстой. Нормальный сорок шестой размер. Попа, грудь - как и всё остальное - были на месте...
Теперь же на меня смотрела замученная, изголодавшаяся, тусклая по виду девочка. Худоба обрезала лицо, мелкие морщинки скучковались и наложили тень обречённости на лоб и щёки. Зато коленки и попу обтянули лосины сорокового размера.
Оказалось, что радостно наминал меня её хахаль.
Я обняла высвободившейся рукой Ангелину, и так, втроём, мы стали продираться сквозь такие же сцепившиеся в объятиях группы.
Хахаль подхватил мой чемодан и потащил к выходу. Хахалем я прозвала его, как только увидела измученное лицо Гельки. Счастливые лица сияют по-другому.
Мы шли и болтали. Я была рада видеть Ангелину. А та всю дорогу тарахтела только о своём мужчине. Пока мы дошли до машины, я уже знала, что он - белорус. Что познакомились они в «Одноклассниках» в январе, а через месяц он от большой любви выехал к ней на почти развалившейся машине. Сквозь пургу и вьюгу февраля этот белорус пробрался-таки к ней, и теперь они живут вместе и скоро поженятся.