Бывшая моего брата. Я ненавижу ее...
Шрифт:
— Вы собираетесь сказать, ради чего привели меня сюда или и дальше будете томить в молчании?
Прежде чем я успеваю осознать дерзость своего тона, Айдаров в искреннем удивлении поднимает голову, вскидывает брови и, одарив меня жестокой ухмылкой, устраивается в своем кресле поудобней, теперь уделяя все свое драгоценное внимание исключительно мне.
— Простите…
Он останавливает меня взмахом руки и, не позволяя договорить, бросает небрежное:
— В каких вы отношениях с Робертом Карловичем?
Я даже выпадаю в осадок. Вопрос оказался
— Эм… Вы про Роберта Эйбмана?
Айдаров кивает, перелистывая несколько страниц в лежащей перед ним папке, после чего поднимает на меня свои наполненные холодом глаза.
— Он самый, — подтверждает снобистским тоном.
— Ну… — Невзначай убираю волосы за уши. — Вроде как в хороших. — Быстро добавляю: — В плане работы, разумеется.
— Мне из вас по слову вытаскивать? — Закинув ногу на ногу, он сцепляет на колене свои длинные худые пальцы. — Продолжайте. Мне недостаточно вашего нелепого бормотания.
Едва ли не вздрагиваю от грубости в его голосе. Да что с ним такое? Обязательно вести себя, как последний мудак гребаного века? Я в шаге от того, чтобы предложить ему обратиться за помощью к психологу. Но, разумеется, ничего такого не делаю.
Только краснею, черт возьми.
И меня раздражает то, с какой скоростью мое лицо заливается жаром, я чувствую это. Очень хотелось бы, чтобы причина была только в злости, которую я испытываю к нему, но, к сожалению, есть что-то еще. Только вот я игнорирую это, как и неприятное давление в груди, которое списываю на нервы.
Прикусываю язык, чтобы воздержаться от того ответа, которого этот мудак заслуживает, и, дав себе еще пару секунд остыть, я говорю то, что хочет услышать Сатана:
— Мы с Петром Семеновичем неоднократно принимали от него приглашения на званые вечера, а также принимали дотации в некоторые из проектов.
— Да, — задумчиво потирая подбородок, кивает Айдаров. — Я наслышан о вашем умении убеждать поддержать именно ваши проекты.
Сжимаю челюсти, с трудом выдавливая улыбку:
— Наши проекты были весьма перспективными, и только поэтому Эйбман поддерживал их.
Козел ты приставучий!
— Не надо строить из себя дурочку. Для вас не секрет, кто распоряжается инвестиционным фондом, именно поэтому вы давили в своих проектах на те точки, которые важны для Эйбмана. Кстати, очень умный ход, учесть принципы будущего спонсора. Вы ведь узнали о слабостях Роберта Карловича, сблизившись с его женой, верно? Чей это был план? Ваш или бывшего начальника?
Моему ошеломлению нет предела, когда жаркий огонь возмущения охватывает меня с головой. Заикающийся вздох буквально вырывается из вздымающейся груди. Откуда он все это знает, черт возьми?
— Это… не то… я не…
— Говорите как есть, мне не нужна ваша скромность, Чудакова. Это лишь плюс, а в вашем случае, один из немногих, которые действительно делают вас важным сотрудником.
Ах вот оно что. Высокомерный осел!
Внутри все дрожит, и мне требуются все силы, чтобы не разбросать жалкие остатки своей гордости у его ног.
Тяжело сглатываю, вздергиваю подбородок и произношу, глядя в проклятые глаза Айдарова.
— Не понимаю, при чем здесь я.
В эту же секунду в его взгляде вспыхивает угрожающее предупреждение, из-за которого мое сердце оказывается запертым в метафорической клетке, и теперь я жалею, что смотрела на Хакима.
— При том, что вы, Алевтина Александровна, действительно имеете на этого старикашку весьма существенное влияние. Хотя, не буду скрывать, я крайне удивлен, что вам вообще удается провернуть подобное с мужским полом.
Брошенные слова, подобно ядовитому угольку, плавят кожу, проникают до костей и причиняют боль, но я игнорирую ее, стараясь говорить как можно высокомернее:
— Мне кажется, вы переходите…
— Довольно, — командный тон Айдарова заставляет мое глупое сердце забиться чаще. — Ты поедешь со мной. И сделаешь все, чтобы контракт на пятьдесят миллионов достался нам. Вылетаем через два дня. Билеты и проживание за счет фирмы, разумеется.
Понимание того, что он бросил мне свои слова как обглоданную кость собаке, в мгновение ока заставляют мою кровь закипеть, порождая внутри самую настоящую злость, что, подобно червю, медленно пробирается через каждый сантиметр моей плоти. И я в шаге от того, чтобы перепрыгнуть через стол и вцепиться ногтями в это чертово идеальное лицо. Признаться честно, подобная картина немного успокаивает, и я нахожу в себе силы выдохнуть. Ненадолго.
— И еще ознакомьтесь с документами. Вы должны понимать, что просите.
Передо мной на стол опускается папка бумаг, но я не спешу к ней притрагиваться. В горле нарастает такой ком, что становится физически больно терпеть этот дискомфорт. Он ломает остатки моей решительности, и я прячу взгляд вниз, нервно заламывая пальцы.
— Я отказываюсь, — едва слышно шепчу, не в силах скрыть свою уязвимость. Этот ублюдок даже не смог нормально попросить меня о помощи. Какой же мерзавец…
— Где ты услышала просьбу?
Прилетает в ответ хлыст, и я тут же поднимаю взгляд, словно ожидая, что Айдаров подскочит с места. Но этот сноб сидит на своем троне, надменно постукивая длинным пальцем по колену и наблюдая за мной как хищник. Ради забавы.
Мои челюсти пульсируют от боли, так сильно я сжимаю их. Но знаете что? С меня хватит.
— А с чего вы взяли, Хаким Тазиевич, что моя новая должность, до которой вы меня понизили, включает в себя подобного рода услуги? Архив — мой предел. Разве нет? Но вы всегда можете обратиться к Сусанне Валерьевне. Уверена, она ни в чем и никогда вам не отказывает.
Мне стоит жалеть о своих словах, но внутри меня ликует злорадство, которое я только что короновала на глазах у Сатаны.
— Интересно, — хмыкает Айдаров, а я теряю последние крупицы самообладания и подскакиваю с места.