Бывшая моего брата. Я ненавижу ее...
Шрифт:
С минуту играю желваками, сжимая и разжимая кулаки.
— Я разберусь.
Разозлившись сам на себя, срываюсь с места и в несколько больших шагов преодолеваю лестницу, но останавливаюсь перед дверью в спальню.
На мгновение у меня внутри зарождается уродливое чувство от одной только мысли, что Алевтина прогонит меня. И я понимаю, что не готов быть отвергнутым ею.
В голову лезут слова, которые она мне кричала. О том, что она живая и хочет жить дальше. Хочет, несмотря ни на что. И хочет этого со мной.
Со мной.
Наплевав на все дерьмо, через которое я заставил ее пройти.
Но
С этой мыслью я толкаю дверь и захожу внутрь, погружаясь в тяжелую мрачную тишину. Мне требуется несколько секунд, чтобы глаза привыкли к тусклому освещению. А потом еще столько же, чтобы найти на кровати сжавшийся в одеяле клубок.
Мне не нравится видеть ее в таком состоянии. Я задыхаюсь оттого, что не чувствую в себе сил отвести взгляд от ее уязвимой позы.
На секунду, вспомнив о словах ее матери, задумываюсь: может, развернуться и уйти? Но вместо этого я снимаю обувь, ложусь на кровать и пытаюсь притянуть к себе зажатое тельце, явно застав его врасплох одним только прикосновением. Алевтина тут же вздрагивает и напрягается, позволяя ощутить, как ее начинает трясти от моей близости…
Глава 61
Алевтина
Кажется, с каждым днем я все больше и больше погружаюсь в состояние хронической усталости. Можно по пальцам одной руки пересчитать количество раз, когда за последние дни я вставала на ноги. И то разве что дойти до туалета. Ну и до клиники, чтобы окончательно подтвердить беременность и встать на учет. Да, черт возьми, на учет, потому что я та еще размазня и, даже не будучи уверена в том, что смогу быть достойной мамой, отказалась от аборта.
Правильно или нет, время покажет.
Сейчас я истощена морально и физически.
Меня так все достало, что я даже не хочу ничего менять. Или хотя бы попытаться. Просто не хочу. Я застряла в не самом благоприятном периоде своей жизни и наивно полагаю, что все решится само собой. Не решится. Я лишь оттягиваю неизбежное, но пока это все, в чем я нуждаюсь.
Наверное, поэтому я любыми способами избегаю вопросов от родителей. Правда, от этого чувствую себя еще паршивей. Видеть то, как они переживают и одновременно понимают, что не в силах мне помочь, — ужасно. Мама даже съездила в мою квартиру за Живоглотиком в надежде, что кот вытащит меня из затяжной депрессии. Но, к сожалению, не сработало. Все бы отдала, лишь бы они не видели того, что происходит со мной. Я просыпаюсь, плачу, после смываю все в душе и снова сплю, ища облегчение в снах. Когда мама наверняка не может и глаз сомкнуть… Мне не стоило приезжать сюда. Это было слишком эгоистичное решение.
Я поняла это, как только мама стала предпринимать попытки поговорить со мной, чтобы спасти свою бедовую дочь от разъедающих мыслей, но у нее не получилось даже вытащить меня из постели. На самом деле моя депрессия имеет абсолютные основания протекать с такой прогрессией. Точно так же как и я имею основания чувствовать отягощающую пустоту и бессилие. И в какой-то момент я просто-напросто утонула во всем этом.
Но если говорить начистоту, то единственное, чего я боюсь, — это рассказать обо всем Айдарову.
Боюсь, что он снова заставит меня принять таблетку, отмахнувшись как от назойливой мухи, или того хуже — просто скажет мне: «Скатертью дорога», — и продолжит жить как ни в чем не бывало.
А я? А я останусь один на один с проблемами, к которым он тоже, между прочим, имеет отношение.
А может, я просто боюсь разочароваться в нем.
Черт.
У меня гиперактивное мышление и слишком уязвленное сердце.
И все же... Одно я знаю наверняка.
Мне надоело придавать значимость нашему сексу. Значимость, которой, скорее всего, просто-напросто нет!
Я даже уже настроила себя на то, что отпущу Айдарова. Уверена, он и не заметит этой потери, зато, возможно, я оберегу себя от новых травм и перенесу все менее болезненно. Почему я готовлю себя к худшему? Обычно после секса с Айдаровым ничего хорошего не случается. К тому же его издевательское сообщение с моими трусиками доказывает, что этот человек просто забавляется со мной. Играет, потому что я позволяю сама.
Но что, если я все же закончу этот фарс сейчас, может быть… это будет самым правильным решением в моей жизни? Может быть, когда-нибудь я встречу того, кто сменит черные и серые краски на светлые и яркие? Возможно, где-нибудь есть человек, который сможет сделать меня счастливой? По-настоящему. Без боли и унижений. А просто за то, что я есть, вот такая вот… чудная? Пусть иногда и дурная, зато настоящая. Со всеми моими тараканами, которые будто нарочно водят хороводы в моей голове, неустанно повторяя одно проклятое имя: Хаким.
Господи… Я хочу снова погрузиться в сон. Хочу забыться. Пускай это будет лишь самообманом и, проснувшись, я еще раз удостоверюсь в этом, но сейчас я хочу забыться.
Не хочу думать о будущем. За последнюю неделю я возненавидела эту способность.
Пока что я предпочитаю прятаться в своем коконе. Потому что я беременна и к тому же устала от американских горок.
Хотелось бы мне думать, что это очередной эпизод моей насмехающейся судьбы, который пройдет. Он должен пройти, а я должна прекратить изводить себя мыслями, а заодно и своих родителей, которые места себе не находят. Беспокоить их — это последнее, чего я хочу… Но пока перебороть себя просто не получается.
Скрип двери нарушает мои мысли, но я не оборачиваюсь. Это просто очередной визит беспокойной мамы. А я, как обычно, притворюсь, что сплю.
По крайней мере, так я планирую, пока не ощущаю, как прогибается матрас, отчего мое сердце сжимается, будто испугавшийся громкого топота паучок.
Прикрыв глаза, делаю глубокий вдох и надеюсь, что мама просто укроет меня и оставит в покое. Мне еще нужно время и пространство, чтобы принять то, что я теперь имею.
Но в следующую секунду во мне все обрывается, потому что я чувствую, как сильные руки обнимают мое по инерции напрягшееся тело и притягивают меня спиной к твердой груди. Резкий вздох слетает с моих приоткрывшихся губ, и следом в легкие врывается тяжелый аромат дорогого, мужского и так хорошо знакомого мне парфюма.