Бывшие. Вспомни о нас
Шрифт:
– Нет, Лена. Хватит, – мрачный голос Глеба рикошетит от пустых стен. – Ничего не выйдет, ты же и сама это понимаешь. – Наконец он встречается со мной взглядом, его глаза черные будто потеряли смысл к свету. – Зачем ты продолжаешь бередить нам обоим душу? Оставь это.
Сердце делает кульбит в груди, причиняя мне боль, но не настолько сильную, как слова Глеба. Вот только я не собираюсь сдаваться. Глеб злится. Он эмоционально истощен. Ему страшно, и он не контролирует себя из-за отчаяния и беспомощной ярости. И если потребуется, я буду бороться за
– И что? – я шумно выдыхаю и провожу ладонями по волосам. – Что ты предлагаешь?! Думаешь, я действительно могу взять и уйти? Бросить тебя? Нет! Этого не будет, Глеб! Не будет, слышешь?! – я повышаю голос, но тут же жалею и смягчаюсь. – Я не собираюсь никуда уходить. Я буду рядом, может не физически… но… я что-нибудь придумаю. Я не перестану бороться! И ты тоже! Я ношу твоего сына, и ты должен бороться ради него! У тебя есть ради чего жить, Глеб! Ты…
Но меня останавливает громкий хлопок по столу и грохот наручников. Охранник порывается к Глебу, но я останавливаю его:
– Он не сделает мне ничего плохого. – Я выставляю ладонь. – Пожалуйста!
Мужчина переводит взгляд с Глеба, который принимается растирать лицо ладонями, на меня, но все-таки возвращается на свое место.
Я подхожу и запускаю пальцы в его густые волосы, на мгновение Глеб прикрывает глаза и с гортанным стоном отзывается на мою ласку, но потом перехватывает запястье и убирает от себя мою руку.
На меня снова не смотрит. Он пытается казаться грубым, но его пальцы… со мной они не умеют быть грубыми, поэтому Глеб просто отпускает меня и говорит глухо, смотря перед собой:
– Начни жизнь с чистого листа. Без меня. – Он переводит взгляд на мой живот и тяжело сглатывает. – Так будет лучше. Сама посуди, – горько усмехается он, – каким я буду отцом? Какой я могу подать ему пример, когда выйду из тюрьмы? Захочет ли он знать меня?
Я теряю терпение и повышаю тон, взмахивая руками:
– Ты не имеешь права сдаваться! Я не сдаюсь, твой ребенок не сдается! И ты не будешь сдаваться!
Глеб отворачивается и цедит сквозь зубы:
– Забудь меня.
У меня перехватывает дыхание.
– Забыть?! – шокировано повторяю я. – Господи, как я могу забыть тебя? – Разворачиваюсь и прижимаю ладонь ко лбу, прикрывая глаза и задыхаясь от слез. – Господи, какой же ты упрямый, – шепчу я, а потом разворачиваюсь и подхожу к нему, обнимая его уже колючее лицо ладонями: – Я не хочу забывать тебя, – мой голос дрожит, и я глажу покрытые щетиной скулы Глеба большими пальцами. – Я хочу помнить, Глеб. Каждый момент с тобой. Я хочу помнить нас.
Проглатывая слезы, я беру его руку и кладу себе на живот.
– Мы хотим. Ты не один. – В этот момент наш сын пинает своего отца в ладонь, и на лице Глеба появляется болезненная гримаса, после чего он резко выдергивает свою руку и отшатывается на два шага назад.
– Хватит, – скрипит он сдавленно. – Хватит, Лена. – Начинает мотать головой, а потом под сдавленное рычание запрокидывает голову и прижимает основание ладоней к глазам. – Хватит давать мне надежду. Хватит. Хватит. Хватит!
Он отрывает руки от лица и несколько раз бьет кулаком в стену, прижимаясь к той лбом и зажмуриваясь так, будто внутри него ломаются кости.
Боже… Я делаю шаг и протягиваю к нему руку, но в самый последний момент замираю и не касаюсь его напряженных и ходящих ходуном плеч.
Я накрываю рот ладонью и едва сдерживаю горечь слез, которая душит меня. Господи, как мне ему помочь? Как…
– Глеб, я понимаю, как тебе тяжело…
Он резко оборачивается и впивается в меня красными от слез глазами.
– Нет! Ты не понимаешь! Никто не понимает! Если бы ты меня понимала, то прекратила бы рвать мою душу на ошметки! – Он запускает пальцы в волосы, начиная пятиться назад: – Просто… Просто оставь, Лена! Уходи! Убирайся и больше не приходи! – Он стучит по внутренней двери. – Уведите меня!
Я стою открыв рот и не могу сделать вдох от слез, которые иглами впились в горло. Я полностью дезориентирована эмоциями, которые заводят мое сердце до предела.
Охранник открывает дверь и пропускает Глеба вперед, но прежде, чем скрыться из поля моего зрения, Глеб оборачивается и бросает то, что разламывает мое сердце на уродливые куски:
– Все кончено, Лен. А моему сыну… ему лучше не знать о таком отце, как я.
Дверь захлопывается, и вместе с этим внутри меня что-то обрывается. Я еще несколько минут стою на месте в присутствии молчаливого охранника, а потом вокруг меня будто лопается пузырь с кислородом, и я открываю рот, не в силах сделать глоток воздуха.
Медленно разворачиваюсь и на ватных ногах выхожу из комнаты для свиданий, слыша, как за спиной лязгает дверной замок. Перед глазами все становится мутным. Колени подкашиваются, и я едва успеваю схватиться за стену.
Голова кружится, и я хватаю ртом воздух, но лучше не становится. В груди давит огнем. Дышать невозможно. Что-то не так. Но я не могу понять что…
Вокруг меня скапливаются работники сизо, но я не слышу, что они говорят.
Ноги не держат, но что-то помогает мне остаться в вертикальном положении. Ненадолго. С чьей-то помощью я присаживаюсь на стул и в этот момент понимаю, что мои брюки влажные. Шея такая слабая, но опять же с чьей-то помощью моя голова не заваливается. Дрожащей рукой провожу по внутренней стороне бедра, а когда поднимаю дрожащие пальцы, они почему-то красные, будто испачканы кровью…
Я пытаюсь спросить, почему у меня кровь, но внезапный болезненный спазм пронзает живот, язык заплетается, а глаза закатываются, погружая меня в темноту.
Этой ночью я родила сына, но еще не знала, что больше не увижу его отца…
Глава 4
Я паркуюсь возле ресторана, в котором Глеб назначил встречу.
Боже…
Обреченно ударяюсь лбом об руль и сижу так несколько минут, подготавливая себя к прыжку через пропасть, которая теперь разверзлась между нами.