Бывшие. Вспомни о нас
Шрифт:
– Ты сама навела их на свою семью, Лена, – холодно осекает он меня. – Я лишь собрал нужную информацию в общую картину, прежде чем вернуться в город, который когда-то лишил меня свободы. Но что-то не сходится в моей голове. – Он проводит длинными пальцами по своему подбородку. – Я хочу кое-что понять, а может, даже проверить, и для этого мне нужно пообщаться лично с тем, кто меня знал.
Я тяжело дышу.
– И ты выбрал меня?!
Глеб неопределенно кивает.
– Так вышло.
Я стараюсь не принимать его слова близко к сердцу, но это просто невозможно. Глеб специально дразнит
– В какую игру ты играешь? – спрашиваю я, искренне не понимая его.
– Никаких игр. Я предельно серьезен.
– Почему я должна верить во все это? – Я вскидываю руки от беспомощности. – Почему?
Его глаза вспыхивают, а рот искажает ленивая ухмылка. Он не собирается отвечать. Я тоже, пока не пойму, что происходит. Напряжение между нами буквально трещит в воздухе. Но он по-прежнему остается холодным и собранным, в отличие от меня.
– Как ты вышел из тюрьмы? Как потерял память? – снова бросаю бомбу вслепую, надеясь, что она попадает в него, но Глеб с легкостью уворачивается.
– Скажи мне правду. И я дам тебе все, в чем ты нуждаешься.
Чертов камень с каменным сердцем.
– Я не скажу ни грамма правды, пока не поверю тебе, – цежу сквозь зубы.
– Тебе придется поверить мне, Лена.
– Как я могу тебе поверить? Как?! – эмоционально кричу я, взмахивая руками. – В моей голове сейчас такой бардак, что я вообще ничего не понимаю!
– Я не знаю, что в твоей голове, но собираюсь это выяснить. А пока дам тебе почву для размышлений. Я очень хорошо изучил твое досье, Лена. Ты хороший адвокат, но это не тот случай, где ты можешь попытаться выиграть. Поверь мне. Я знаю, о чем говорю. – Глеб чуть подается в мою сторону, и его тяжелый взгляд на мгновение опускается на мои губы, прежде чем он теряет к ним интерес и возвращает внимание моему лицу, понижая голос до тихого предупреждения: – Если бы я не вмешался, ты была бы уже мертва. – Мое сердце спотыкается о животное чувство страха, выросшее, как преграда на пути. – Переспи с этой мыслью. Я буду в городе до конца недели. Номер ты знаешь. Звони. Я готов обсудить с тобой условия нашей сделки в любое время.
Вот так просто он бросает в меня короткие бесчувственные фразы, выходит из машины и оставляет одну с информацией, которая, подобно ледяному лезвию, впилась под кожу.
Что. Это. Было.
Гнев. Боль и тоска сжирают меня в адском круговороте.
Я хочу довериться ему, хочу найти любой предлог, чтобы открыться, но какая-то острая обида сбивает меня с толку.
Он отказался от нас в тот день. Принял решение за всех нас, не имея на это никакого права. Потому что за теми бездушными стенами его ждали мы, его семья, и мы никогда бы его не оставили. Даже если он так не думал. Но Глеб решил все за всех нас и просто исчез.
После экстренных родов я походила на раненое животное, но, как только нас с Мишей выписали, сразу пустилась на поиски Глеба, пока еще по горячим следам. Я пыталась выяснить, куда его перевели после СИЗО, но все мои попытки каждый раз приводили меня в тупик.
Мне было больно физически и морально, на нервной почве у меня пропало молоко, я не могла нормально двигаться, нуждаясь в помощи, но, превозмогая боль и кровотечения, которые несколько раз открывались из-за разошедшихся швов, выходила из дома и снова принималась искать Глеба, как гребаная ищейка, потерявшая своего хозяина.
Я не могла есть, не могла спать, я не могла даже порадоваться своему долгожданному материнству, потому что сходила с ума из-за того, что Глеб оттолкнул меня, и срывалась на собственного ребенка, когда снова и снова мои попытки найти Глеба приводили к провалу. Я чувствовала вину из-за того, что забирала время у своего сына на безуспешные поиски, из-за того, что не смогла защитить его отца, а ведь он пострадал из-за меня.
Первые месяцы жизни собственного ребенка мне вспоминаются адом, и сейчас какая-то часть моей души ненавидит за это Глеба.
Мы могли бы попробовать пережить этот тяжелый период, могли бы попытаться побороться за нас, но он сдался, зато я не смогла, пока однажды благодаря связям Стаса мы не узнали о смерти Глеба.
Еще с минуту я сижу неподвижно, прислушиваясь к неровным ударам глупого сердца, ненавидя его за то, что оно дрожало от одного только из множества воспоминаний, которые я несколько лет держала на расстоянии от себя. Эти воспоминания можно сравнить с флакончиком яда, и сегодня я неосторожно открыла крышку, позволив ядовитым парам разлиться по венам.
Я чувствую себя такой обессиленной, как и тогда, когда мне сообщили, что Глеба больше нет. Я чувствую себя такой же истощенной, как и после тех бестолковых поисков.
И это странно – испытывать все эти беспомощные чувства, ведь Глеб вернулся живой, хотя при этом и совершенно чужой. Почему-то постепенно я позволяю своему сердцу поверить в версию с амнезией Глеба. Или я так утешаю себя? Ведь если причина его холодной отчужденности в другом, мне будет в разы больнее.
Усталый вздох вздымает мою грудь, и я поворачиваюсь назад, чтобы достать из сумки телефон.
Мне нужно с кем-то поговорить.
Сглотнув, откидываю челку назад и подрагивающими пальцами нахожу контакт Стаса.
Длинные гудки нервируют еще больше. Одной рукой держа телефон у уха, второй я сжимаю и разжимаю руль.
А когда наконец слышу на другом конце провода дыхание абонента, начинаю первая:
– Ты не поверишь, что со мной произошло… – Я глотаю свои эмоции. – Он жив…
– О чем ты говоришь?
– Господи, Стас! Глеб! Глеб живой! Ты представляешь? – В каком-то неверии я нервно усмехаюсь. – Мы ошиблись! Он жив! И он в городе. Боже, я даже не знаю, как тебе…
– Дыши, – командует он, и я делаю вдох и выдох. – А теперь расскажи мне, как человек, обладающий членораздельной речью.
Я тяжело сглатываю.
– Да, конечно, извини. Просто… – Втягиваю носом воздух. – Я же говорила тебе про дом пожилой пары, который хотят снести под строительство. Так вот, сегодня хозяйка позвонила мне вся в панике, мол пришли какие-то люди и попросили подписать документы. Я пулей рванула туда. Захожу, а там он. Я не узнала его сначала. Он стоял лицом к окну. Но когда услышала его голос… – Я качаю головой. – Ты представляешь, что со мной было?