Бывшие
Шрифт:
— Я не люблю его, клянусь!
— Так уходи от него, чего ты ждешь? Собирай вещи и уходи! Не бойся. Я буду с тобой рядом и он не сделает тебе ничего плохого, — приподнимаю большим пальцем ее подбородок и смотрю в испуганные глаза. — Я обещаю, что ты будешь в безопасности. Просто оставь его, а дальше все сделаю я. Верь мне.
— Я не могу от него уйти, Саш, вот так просто. По крайней мере сейчас…
— Но почему?
— Потому что как только я его брошу, то сразу же окажусь за решеткой.
Глава 28.
— И как это понимать?
Он явно удивлен тем, чем я его внезапно огорошила. Признаться, подобное я бы хотела оставить при себе, во-первых, потому что ни в чем не уверена, а во-вторых… просто стыдно признаваться в собственной тупости. Но сейчас, когда Саша смотрит на меня в упор, явно ожидая честного ответа, юлить уже просто глупо.
— В каком смысле окажешься за решеткой? — повторяет вопрос, и я, вздохнув, делюсь подозрениями:
— Ну вообще, может быть я сгущаю краски и на самом деле ничего такого не будет, но просто мне кажется, что в случае с ним это единственно логичный исход.
— Да прекрати ты уже говорить шарадами! — берет меня за руку и усаживает на край застеленной наспех кровати. — Рассказывай как есть и, пожалуйста, без вот этого всего: «я думаю», «возможно», «мне кажется». Прямо и четко по сути. А там я уже решу, кажется тебе или нет.
— Дело в том, что периодически он подсовывал мне какие-то бумаги на подпись…
— Ну нет, — даже не дослушав, — только не говори, что подписывала что-то!
— Именно это я и делала… Он говорил, что это какие-то незначительные бумаги, чтобы списать часть налогов. Я ничерта в этом всем не разбираюсь!
— Но ты же читала то, что подписываешь, правда же? — в глазах надежда. — Ведь никто не подписывает непонятные документы не глядя, Вика, это знают даже дети.
— Не читала… — опускаю глаза, ощущая себя круглой идиоткой. И тут же в свою защиту: — Но он и не оставлял мне выбора! Просто давал ручку и ставил перед фактом: распишись тут и тут. Читать не давал, но однажды я подсмотрела краем глаза, о чем шла речь.
— И что там было?
— Что-то о продлении долгового обязательства, какое-то кредитное соглашение…
— Я ушам своим просто не верю! Ты шутишь, наверное? — он явно ошарашен и разочарован моей безмозглостью. — Это же гнилая схема! Наверняка он переписал на тебя все свои долги и незаконные сделки. Чтобы в случае чего остаться чистым, оставив разгребать все дерьмо тебе.
— Я поняла это уже позже, да и в любом случае я же сказала — у меня не было выбора! Не было его! Я не могла отказаться, понимаешь? Думаешь, я просто разбрасывалась словами говоря, что он страшный человек?!
— Он угрожал тебе? Давил? Бил, заставляя подписывать это?
— Нет, ничего такого. Но ты бы слышал каким тоном он это говорил. Он говорил это так, что я понимала, что лучше сделать как он хочет и не задавать лишних вопросов. Я элементарно боялась пойти ему наперекор!
— По-моему,
— Нет? Думаешь, я нагнетаю? — едва только собираюсь выдохнуть, как он продолжает:
— От тебя просто избавятся и все.
И он сказал это так, что до меня сразу же дошло… Стало очень страшно. Просто невероятно. Впервые страшно настолько.
— Да брось, я же ничего не знаю! — вышло истерически нервно. — Я не читала эти несчастные бумаги и понятия не имею, о чем там шла речь! За что меня убивать?
— Нет человека — нет проблем. Нет долгов. Ничего нет, чистый лист. Удивительно, что ты, живя с ним три года, до сих пор этого не поняла. Как тебя вообще угораздило с ним спутаться! У него же на лице все написано!
И все это таким тоном… как будто осуждающим. Это разозлило и обидело. Это задело до глубины души.
— Давай, обвини меня в том, что я пыталась строить свою жизнь! По-твоему я должна была сохнуть все эти годы по идеальному тебе?
— Я этого не говорил.
— А такое и говорить не надо, я не такая уж и дура.
Взбешенно отворачиваюсь, собирая с прикроватной тумбочки свои побрякушки и раздраженно забрасывая те в сумку.
— Я не прошу тебя впрягаться за меня, сама со всем разберусь. Как-то разбиралась все эти годы без твоего драгоценного участия. Ничего, жива до сих пор, никто не покалечил. Считаешь меня шлюхой? Подстилкой? Думаешь, я за бабки Дабозову продалась? Да я просто тебя забыть любым способом хотела, идиот. Можешь катить к себе домой и жить спокойно!
Когда его рука хватает меня за предплечье и довольно резко тянет на себя, роняю от неожиданности сумку, рассыпая содержимое под ноги.
— Я многое от тебя терпел, многое спускал с рук. Раньше. Когда ты была моложе. Сейчас ты уже не та растерянная девочка и знаешь, что говоришь, и терпеть в свою сторону подобный тон я не буду. Не разговаривай так со мной, Вика, ты меня поняла? Я не оскорбляю тебя, уважай и ты меня тоже.
Я никогда не видела его таким разозленным, не слышала чтобы он говорил вот так…
— Я больше не буду, прости, — шепчу, ощутив, что на самом деле перегнула палку. Я не боюсь, что он меня как-то обидит, ударит или что-то типа того, я боюсь, что он развернется и на самом деле уйдет. Боюсь даже сильнее гнева Дабозова.
— Если бы я считал тебя шлюхой, меня бы здесь не было, — продолжает уже спокойнее. — И уж точно я бы не подставлял свой зад под обстрел ради подстилки.
— Прости, Саш, я такая дура. Дура, дура, дура! — в каком-то порыве отчаяния обнимаю его за шею, и он не отталкивает меня, притягивает ближе, вновь успокаивая.