C первого взгляда
Шрифт:
– Ну да, именно так я и сказала. Кидать груши – это значит говорить то, что спрятано на душе.
– Метать бобы. Бобы!
– Какая разница – бобы, груши... да хоть редиску! Плоды они и есть плоды...
– А сейчас ты сказала про выеденную грушу. Наверное, ты имела в виду выеденное яйцо. Моя жизнь не стоит и выеденного яйца.
– Смысл один и тот же.
– Может быть, но так не говорят. Сафиро рассердилась:
– Ты что, смеешься надо мной? Скалишь зубы?
– Нет, я не зубоскалю.
– Кот умер от любопытства.
– Любопытство сгубило кота. Девушка кивнула.
– А чей это был кот? – спросила она. – Что?
– Чей кот?
– Ничей. Просто такая поговорка.
«Странно, – подумала Сафиро, – придумали поговорку про какого-то несуществующего кота!» Но сейчас ей было некогда разгадывать словесные загадки.
У нее были дела поважнее – пришло время убить Сойера. Вытерев о юбку вспотевшие ладони, она подошла к кровати и показала на разложенные на полу предметы.
Сойер посмотрел вниз и увидел кинжал, длинный кусок веревки, ведро с водой и револьвер.
– Выбирай себе смерть, Сойер Донован! Я могу застрелить тебя, заколоть, повесить или утопить. Еще... – добавила она, вытягивая у него из-под головы подушку, – я могу тебя задушить. Твоя смерть, тебе и выбирать.
Сойер ошарашено смотрел на девушку.
– Ты... ты хочешь меня убить? За что?
– За то, что ты знаешь, кто мы такие.
Сафиро представила, как Сойер показывает Луису дорогу в Ла-Эскондиду, и сердце ее сжалось от ужаса. А если он выдаст властям ее стариков и их посадят в тюрьму? Нет, этого допустить нельзя!
Она подняла длинный ржавый кинжал.
Сойер смотрел на кинжал и прикидывал, сумеет ли остановить девушку, если она сейчас бросится на него. Надо же, такая красавица – и сумасшедшая! Все это может плохо кончиться...
– Послушай, – начал он, переводя взгляд с Сафиро на ржавый клинок, – я не знаю, кто вы такие, так что...
– Не пытайся обвести меня вокруг носа. – Сафиро провела пальцем по лезвию. – Ты знаешь, кто мы такие, потому что Макловио открыл сумку, и кот выпрыгнул.
– Макловио?
– Опять хитришь! Ты говорил с Макловио несколько дней назад, а потом назвал в бреду нашу банду. Просто тебе не хочется умирать, вот ты и цепляешься за прутик. Ты знаешь, что мы – банда Кинтана. И поэтому ты умрешь.
– Кто вы?
– Банда Кинтана!
– Я не знаю никакой банды Кинтана.
Сафиро молча разглядывала лежавшего перед ней мужчину.
Тья недавно вымыла ему голову, и длинные густые волосы блестели, подобно золоту. Девушке хотелось дотронуться до этих волос.
Она перевела взгляд на его необычные глаза – золотистые, с коричневыми крапинками.
Сафиро чувствовала, что эти глаза способны подчинить
– Ты самый красивый мужчина из всех, кого я видела за последние десять лет, – тихо сказала она, – и знаешь... мне не хочется тебя убивать. Но жить... это не значит спать на розах, и я понимаю: если убежали два зайца, то их не поймаешь.
Сойер пристально смотрел Сафиро в глаза.
– Я пытаюсь обвести тебя вокруг пальца, кто-то выпустил кота из мешка, я хватаюсь за соломинку, жизнь – не ложе из роз, и за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.
– Именно это я и...
– Нет, ты сказала совсем не это.
– Тебе осталось жить всего несколько минут, Сойер Донован, а ты тратишь время на пустые споры. Как видно, у тебя никого нет дома.
– Это у тебя не все дома, женщина! О Господи...
– Правильно, помолись. Поговори с Богом перед смертью, а потом скажешь мне, как ты хочешь умереть.
Сойер слышал, как дрожит ее голос, и понимал, что мысль об убийстве пугает девушку. Что-то надо делать!
– Пожалуйста, – он взял Сафиро за руку, – не убивай меня!
Ей так хотелось погладить его пальцы, но, разумеется, она не стала этого делать: нельзя ласкать свою жертву!
– Не надо меня просить. Мне и без того тяжело. – Девушка выдернула руку.
– Тебе тяжело? А мне каково?
– Тебе и должно быть тяжело, ведь ты приговорен к смерти.
В другой раз такое объяснение позабавило бы Сойера, но сейчас он старался не терять бдительности. Эта девушка явно была сумасшедшей, а сумасшедшие непредсказуемы.
Как же все-таки отговорить ее от убийства?
– Я хочу, чтобы ты меня четвертовала, – заявил он.
– Четвертовала? – Она сдвинула брови. – А это тебя убьет?
– Еще бы! Я буду мертв, как ржавая болванка.
– Как что?
«Объяснять бесполезно, – подумал Сойер. – Все равно она не запомнит».
– Не важно. Просто четвертуй меня, и покончим с этим.
Девушка кивнула:
– Ладно. Только сначала скажи мне, как это делается.
– Надо привязать меня за руки и за ноги к четырем лошадям. Лошади поскачут и разорвут меня на части.
Сафиро задумалась.
– Но где я возьму четырех лошадей? У нас есть только Корахе и Райо, один конь и один осел. Корахе дикий, он не подпустит к себе даже муху, а Райо ушиб копыто. И потом, мне кажется, четвертование – это очень болезненная смерть. А я не хочу, чтобы ты страдал. Я только хочу, чтобы ты умер.
Большей глупости Сойер в жизни не слышал. Он опять оглядел разложенные на полу орудия смерти и заметил револьвер.
– Револьверный выстрел очень громкий. От него можно оглохнуть.