Царь царей...
Шрифт:
— Да быть не может! — воскликнул Михаил Степанович. — Что значит увлечение, однако!
Путешественники уселись, кто на выступе стены, кто на полу, и принялись истреблять закуски, добытые из сумки Антона. Скоро все почувствовали, насколько утомила их целодневная ходьба и лазанье по снегам.
На ночлег решили остаться на том же месте, и вся компания улеглась в ряд на голый пол, поперек прохода; ни одеял, ни подушек ни у кого не было; вместо последних послужили сумки, покрытые сверху носовыми платками.
Антон выждал, когда все господа улеглись, и задул последний фонарь.
Глубокий мрак поглотил подземелье и приютившуюся в нем небольшую кучку людей.
Было тепло и немного душно.
— А какая толща земли над нами! — проговорил спустя некоторое время Михаил Степанович. — Подумать страшно! Заживо погребенные…
— Замолчите! — с досадой перебил его охотник. — Чего закаркали? — спать пора!
Все умолкли, и через несколько минут сон охватил усталых путешественников.
XXII
Михаил Степанович пробудился как бы от толчка и открыл глаза.
Кругом висела непроницаемая, густая тьма; слева и справа слышалось ровное дыхание спавших товарищей.
Несколько мгновений Михаил Степанович находился в полном недоумении, где он и почему так особенно темно и тихо кругом, и отчего все они лежат рядом, а не в палатках: память его еще не совсем освободилась от оков крепкого сна.
Наконец он вспомнил все, чиркнул спичкой, чуть озарившей раскинувшегося рядом охотника и часть буро-желтой стены, и посмотрел на часы. Они показывали семь.
Михаил Степанович зажег стоявший у изголовья его фонарь и принялся будить спавших.
За малым количеством воды, вместо умыванья пришлось ограничиться вытиранием лица кончиками намоченных платков; путешественники закусили и двинулись в дальнейший путь.
Несмотря на полное отсутствие других ходов, Антон аккуратно продолжал метить крестами стены. Из экономии зажжены были только два фонаря.
Ход шел извилинами и то понижался, то подымался довольно круто.
Около одиннадцати часов утра путешественники заслышали впереди какой-то неясный гул.
Спертый воздух сделался свежее, и все предположили, что близок выход. Мало-помалу стала ощущаться сырость; через несколько поворотов шедший впереди Михаил Степанович издал восклицание и остановился, подняв фонарь высоко над голевою.
Бурые стены и свод исчезли под серебряно-белым покровом какого-то сплошного, густого как мох, налета: перед путешественниками открылся сверкавший белизной и искрившийся миллионами бриллиантов сталактитовый проход. Казалось, лютая зима намела вдруг на пол и на стены подземного коридора сугробы снега, убрала их иглами и узорами и целыми глыбами льда с сосульками и вырастила сверкающие елки и неведомые деревья.
Г орный хрусталь и сталактиты выставлялись отовсюду.
— Что за чудо! — вырвалось у оцепеневшего на несколько минут Михаила Степановича.
Все фонари были зажжены, и путешественники принялись рассматривать удивительную работу природы.
Что ни шаг, открывались все новые и новые, самые прихотливые виды: кристаллические деревья сменялись вдруг прозрачным, частым лесом колонн, сквозь который с трудом протискивались путешественники; серебряные мхи на стенах превращались в изумительную чеканную и филигранную работы, о выполнении которых и подумать не осмелились бы лучшие художники-мастера земли.
В полном очаровании, медленно подвигались вперед путешественники.
— Здесь все так сказочно, — проговорил Иван Яковлевич, — что вот-вот ждешь еще чего-нибудь необычайного: появления гнома или иного сказочного героя; право, все было бы естественно здесь!
Гул увеличивался. Казалось, впереди работала какая-то гигантская паровая машина.
— Господа! — раздался возглас Михаила Степановича.
Он стоял на небольшом возвышении, словно на подоконнике; за ним в белой раме, инкрустированной горным хрусталем, зияло огромное черное окно.
Другого выхода не было.
— Смотрите! — сказал Михаил Степанович окружившим его спутникам, выставляя фонарь в отверстие: по ту сторону его, аршинах в двух внизу, у ног их плескалась черная поверхность воды.
— Подземная река… — проговорил, озирая ее, Павел Андреевич. — Совершеннейший Стикс — река мертвых древних. Только челнока с Хароном нет. И посмотрите, какая вышина над ней!
Как ни подымали фонари путешественники, слабые, желтые лучи огоньков их не могли пронизать мрак, висевший вверху.
— А-у! — крикнул всей грудью палеонтолог.
Оглушительный, грозный взрыв криков неожиданно грянул в ответ, разом покрыв на миг даже могучий гул, потрясавший воздух. Пещера, очевидно, была громадная.
Антон отшатнулся и в суеверном страхе начал креститься и бормотать молитвы.
— Необходимо осмотреть пещеру! — заявил Павел Андреевич. — Здесь можем сделать такие наблюдения, как нигде в мире!
— Да, но как переправиться через реку?… Я определю ее глубину! — вызвался Михаил Степанович.
После некоторых колебаний со стороны остальных участников экспедиции, не желавших пускать молодого товарища в опасное предприятие, его обвязали вокруг пояса веревкой, и он осторожно начал спускаться в мрачные воды.
— Да здесь мелко! — воскликнул он. — Много ниже колен мне!…
Ему передали фонарь; освещая путь себе и ощупывая предварительно ногой дно впереди, Михаил Степанович медленно стал отходить от стены.
Озаренная фонарем вода струями разбивалась о ноги его, указывая на большую силу течения, и путешественники, отпуская мало-помалу веревку, не без замирания сердца следили за удалявшимся от них товарищем.