Царь царей...
Шрифт:
— Нет, это горы острова. Но до него самого еще очень далеко!
Небо, между тем, стало хмуриться; зыбь на воде улеглась; озеро почернело и приняло зловещий оттенок; над берегом, из-за гор показалась белесоватая кайма тучи. Парус вдруг бессильно повис и заполоскал на мачте.
— Будет буря! — с тревогой сказал Иван Яковлевич, оглядываясь на тучу. — Надо бы скорей к берегу, Михаил Степанович!
Но на молодого этнолога нашло опять какое-то напряженно-восторженное состояние.
— Будет буря? Опасно остаться на озере? — обратился он с вопросами к рулевому.
Рыбак внимательно поглядел на небо, затем на даль кругом и отрицательно качнул головою.
— Гроза будет! — ответил он зычным голосом. — А иное что вряд ли… На бурю не похоже!
— Иван Яковлевич, Павел Андреевич, останемся тогда на озере! — почти с умоляющим видом обратился этнолог к обоим ученым. — Гроза — это такая красота, такой восторг, что вы должны увидать ее!
— Но мы же увидим ее и с берега! — возразил Иван Яковлевич.
— С земли не то! — горячо сказал Михаил Степанович.
— Уверяю вас, что безопасность будет полная, над нами даже грозы не будет: они не переходят через Байкал!
— Что вы говорите?! — воскликнул старый ученый. — Может ли это быть?
— Истинная правда! — вмешался в разговор рулевой. — Михаил Степанович верно определили: гроза не пойдет через море.
— А как же она пойдет?
— А кругом над берегом.
— Это любопытно! — сказал заинтересованный Иван Яковлевич. — Непременно надо посмотреть! Павел Андреевич, вы ничего не имеете против?
— Ровно ничего, — ответил тот. — Чрезвычайно интересно, если только не пойдем ко дну.
Гребцы сложили весла, и лодка, пройдя еще некоторое пространство, заштилела совершенно.
Туча увеличивалась; стемнело так, что различать что-либо саженях в десяти от лодки стало немыслимо. Донесся отдаленный гул, словно от пробежавшего где-то громадного табуна.
Блеснул синеватый свет, отчетливо выделилась на миг линия береговых скал, и прокатился громовой удар. Стоголосым эхом крикнул в ответ ему скрытый во мраке берег. Небо открылось над ним и дохнуло синим огнем; вырисовывались неподвижные очертания гор, сверкнули снега на них, и грохнул оглушительный залп. Казалось, скалы и горы ожили во тьме. Гул и хаос могучих криков земли донеслись от нее.
— Смотрите, Ольхон, Ольхон! — сказал стоявший у мачты Михаил Степанович.
Гроза обняла не только весь левый берег, но стала заворачивать и вправо. Молнии бороздили тьму поминутно; горы острова явственно выступали при блеске их.
Скоро путешественники оказались как бы в центре огненного кольца. Небо, казалось, с грохотом и треском рвалось о вершины гор, разило их огнем и потрясавшими мир ударами; скалы и горы, страшные, взъерошенные, ожившие, боролись и отвечали сотнями ударов.
Справа от лодки вспыхивали только зарницы, заливавшие с той стороны горизонт таинственным светом; слабый гул долетал по воде и оттуда, но правого берега видно не было. Озеро не шелохнулось.
— Это ад, ад разверстый… — повторял про себя Ивав Яковлевич. — Дант нужен, чтобы описать его!…
Не прошло и часа и гроза кончилась; гром утих; изредка вспыхивал фантастичный свет зарниц, придававший всему какой-то сказочно-волшебный вид; Байкал начал поплескивать волнами.
Лодка направилась к берегу.
XX
Красивый издалека Ольхон вблизи оказался далеко не таким. Обнаженные, пустынные скалы угрюмой, бесконечной чередой встали перед глазами путешественников утром другого дня.
Кое-где сквозь ущелья чернели мрачные хвойные леса; не замечалось нигде и следа присутствия человека.
Зато несметные стаи серых гагар и белых чаек осыпали весь берег и отдельные камни, выдвигавшееся из воды. Крик и гам их разносились над водой.
Громадный остров тянулся нескончаемо; путешественники уже отобедали, когда наконец последний слоистый выступ его, похожий на высокий песочный торт, остался позади; впереди, вправо и влево расстилалась безграничная водная даль; справа, как бы на острове, из нежного голубого тумана подымались очертания неясной розоватой горы.
Михаил Степанович указал на нее спутникам.
— Святой Нос, — сказал он. — Еще два дня, и мы будем на месте.
Павел Андреевич тяжело вздохнул: он не запасся книгами, и путешествие на лодке начало надоедать ему.
Зато остальные не замечали времени. Антон устроил своему барину род столика, прикрепив над ним зонт, и старый ученый работал с комфортом, как у себя в кабинете. Михаил Степанович и Свирид Онуфриевич с увлечением предавались рыбной ловле; на корме у ног их то и дело неистово отплясывали, сверкая чешуей, только что выхваченные из воды омули и голомянки [14] .
14
Эта любопытная рыба, принадлежащая к живородящим, насколько известно до сих пор, водится лишь в Байкальском озере.
Поздним вечером, на седьмой день плавания, лодка путешественников причалила наконец к месту назначения.
Глубоко вдавшуюся в берег бухту обступали почти отвесные, черные горы; месяц обливал их синеватым светом; на двуглавой вершине одной из них в каком-то фосфорическом сиянии лежал снег. Тишина нарушалась только легким шумом, несшимся из ущелья, выходившего к бухте; из него выбегала к озеру небольшая горная речка.
— Вот наш путь! — сказал Михаил Степанович, указав на ущелье.
— Как, опять на лодке? — почти с ужасом воскликнул палеонтолог.
— Нет, река слишком мелка, — ответил Михаил Степанович. — Надо будет идти пешком!
— Но это совершенное преддверие ада! — заметил, осмотревшись, старый ученый. — Горы буквально давят нас… Какое в сущности мы ничтожество, господа! — добавил он.
Прислуга и рыбаки деятельно хлопотали, устраивая палатки и приготовляя ужин.
Путешественники подошли к полному мрака ущелью и долго стояли, слушая гул реки.
— Мы приехали искать историю каких-то людей, — начал Павел Андреевич, опершись о скалу, — а ведь каждый камень, каждый пласт — целый роман, летопись, свидетель величайших периодов жизни земли! Читайте только эту книгу, и она расскажет то, что и не снилось еще никому из нас!