Царь царей...
Шрифт:
— Ему… нужнее… — проговорил он.
Антон помочил виски палеонтолога; вода и освежающее обмахивание привели его в чувство.
— Воздуха… воздуха… — пробормотал он, задыхаясь и судорожно хватая пространство руками. Воспаленные глаза палеонтолога налились кровью и вышли из орбит; багровое лицо стало принимать синий оттенок.
Свирид Онуфриевич схватил его за пояс.
— Беритесь скорее! — распорядился он, видя, что еще несколько минут, и Павла Андреевича хватит удар. — Подымайте его!
Иван Яковлевич и Антон ухватили палеонтолога с другой стороны, и все трое повлекли грузное тело его во вновь открытый проход. Ноги палеонтолога волочились по земле.
Михаил Степанович поднялся сам и оперся о стену, но тотчас же отшатнулся прочь: горячие камни обожгли его. Дрожавшие ноги плохо повиновались ему. Стараясь не уронить фонаря и удержать равновесие, он медленно поплелся за товарищами, желтый огонек которых то светился невдалеке перед ним, то вдруг исчезал за частыми поворотами.
Дышать стало легче. Михаил Степанович потрогал стены и убедился, что они далеко уж не так горячи, как в оставшемся позади коридоре.
Головокружение и связанная с ним слабость стали проходить, и вскоре оправившийся почти совсем Михаил Степанович догнал товарищей.
Они отдыхали; пришедший в себя Павел Андреевич си-дель посреди них, отдуваясь как мех и беспрерывно помахивая платком на лицо себе.
— Свежее ведь стало! — сказал Свирид Онуфриевич, завидев подходившего Михаила Степановича. — Как думаете — добрый знак, пожалуй?
— Как знать… — едва проговорил Михаил Степанович. Жажда мучила его до того, что горло сводили судороги; спекшийся язык не шевелился во рту.
То же самое испытывали и остальные. Антон бережно нацедил всем драгоценной влаги.
— Полбутылки-с осталось всего… — заметил он, поджав губы.
Несколько секунд он подержал бутылку в руках, колеблясь, выпить или нет и ему, но сила воли одержала победу: старый слуга плотно закупорил бутылку и уложил ее опять в сумку.
Минут через двадцать оправился и Павел Андреевич. Торопивший всех охотник помог ему подняться и под руку с ним зашагал дальше. Коридор круто подымался в гору.
— Мы были отравлены какими-то газами! — сказал Павел Андреевич шедшему позади Михаилу Степановичу.
— Вероятнее всего, углекислотой. Еще немного — и не увидали бы мы с вами никого из них! — он кивнул головой на спутников.
Подъем продолжался бесконечно. Трещины на полу и на стенах исчезли совершенно. Бурые и красные слои песчаника стали прорезываться полосами базальта; наконец проход, местами несомненно пробитый руками человека, превратился в узкую и высокую естественную щель в сплошной черной массе базальта.
— Господа, а ведь стены-то совершенно холодные! — заявил Михаил Степанович.
— Я чувствую течение воздуха… — заметил Иван Яковлевич.
— И свежего! — добавил палеонтолог, останавливаясь и жадно дыша всей грудью. — Боже, как хорошо!
Михаил Степанович обогнал значительно больше, чем он, истомившихся товарищей и почти бегом пустился вперед.
— Счастливчик! — проговорил вслед ему палеонтолог.
— Я завидую ему: как он еще молод!
Громкий крик послышался спустя некоторое время из тьмы впереди.
Путешественники бросились на помощь к товарищу.
Крик повторился, и в то же мгновенье вдали показался огонек фонаря Михаила Степановича. Он крутил им в воздухе, рискуя ежесекундно разбить его вдребезги о стену.
— Урра! — неистово крикнул Михаил Степанович, завидев встречный огонек. — Господа, мы спасены! Ура!
Он повернулся и исчез опять в темноте с тем же далеко отдавшимся криком.
Усталость отлетела от путешественников; как окрыленные, дружно бросились они вперед, теснясь в узкой расщелине.
За первым же поворотом дальнейшие услуги фонарей оказались излишними: слабый свет брезжил в проходе, обрисовывая выступы и неровности стен; еще несколько минут, и путешественников обдала волна света: они очутились в довольно большой, походившей на храм буро-красной пещере; с правой стороны от них в имевшее вид готического окна отверстие синело небо.
Михаил Степанович стоял у окна.
Путешественники подбежали к нему; перед ними развернулась необъятная даль; на неизмеримой глубине внизу ширилась зеленая степь; горы, встававшие местами на ней, казались курганами. Ближе к скале, вмещавшей пещеру, чернела базальтовая площадь, вся изрытая впадинами; на ней синела узкая как лента горная река, по берегу которой прибыли путешественники; маленькими пятнышками на зеленом фоне белели две палатки их. Чистый прохладный воздух вливался в пещеру потоком.
Восторг охватил путешественников. Небо, солнечный свет, зелень травы — все казалось ярким, бесценным и новым. Будто выпущенные на свободу узники, с истомленными, землистого цвета лицами, они кинулись в объятия друг друга, жали друг другу руки и поздравляли со свободой.
Главное наслаждение для всех был воздух; никто не мог вдоволь надышаться им.
— Настоящий ведь, настоящий-с! — твердил палеонтолог, расстегнув на себе все, что было возможно, и заняв своей тушей всю ширину окна.
Несколько овладев собой после приступов радости, Михаил Степанович отправился со Свиридом Онуфриевичем отыскать наружный выход из пещеры. Вглядываясь в каждый закоулок, медленно обошли они стены и встретились у противоположной окну.
Выхода не было. Зато отыскалось другое, имевшее огромный интерес для них.
— Иван Яковлевич! — послышался зов Михаила Степановича.
— Что? — отозвался отдыхавший у окна ученый.
— Пожалуйте-ка сюда! Здесь много надписей есть.
Иван Яковлевич был уже на ногах и торопливо зажигал фонарь, потушенный экономным Антоном.