Царь царей...
Шрифт:
Охотник отрицательно мотнул головой.
— Никого. Что мой Филька-подлец дрыхнет, должно быть, без памяти — это понятно, но где Василий, его отчего не видно?
— Да слышны ли внизу выстрелы?
— Вы думаете, мы так далеко от реки, что там их не слышат?
— Весьма возможно!
— Тогда мы пропали!… — вполголоса сказал охотник, встревоженный предположением палеонтолога.
Свирид Онуфриевич наскоро закусил и поспешил опять к окну.
Уже вечерело. Странно было видеть себя в полном света пространстве, тогда как внизу расстилалась погружавшаяся во тьму земля; над рекой серела густая полоса тумана; на бледно-голубом небе начали проступать искры звезд.
Звуки выстрелов, казалось, усилились.
— Придется стрелять всю ночь, — сказал Свирид Онуф-риевич, наблюдая долину из-за спины Михаила Степановича. — Установим очередь. Вспышки выстрелов будут очень заметны!
— И выставим, кроме того, в окне зажженный фонарь! — добавил Михаил Степанович.
Глубокая ночь глядела в окно, когда Иван Яковлевич подошел к своим спутникам.
Палеонтолог уже мирно похрапывал в углу; Михаил Степанович сидел в нише у ног охотника и задумчиво глядел на ярко мерцавшие звезды.
— Дай-ка поесть, Антон! — весело сказал старый ученый. — Я проголодался что-то!
Услыхав голос его, Михаил Степанович оглянулся и соскочил с окна.
— Прочли? — оживленно спросил он.
Иван Яковлевич с многозначительным видом несколько раз покивал головой и принялся за еду.
— A y нас в некотором роде беда… — сказал, помолчав немного, Михаил Степанович. — Нет выхода, кроме окна!..
— Что ж, вылезем в окно, — ответил Иван Яковлевич.
— Но вышина! Саженей сорок, если не больше, будет!
— Это немного высоко… В таком случае, уйдем другим ходом!
— Каким? Он же завален камнем!
— Да, тот, по которому мы пришли; я говорю про другой!
— Про какой? — воскликнул Михаил Степанович. — Разве есть еще новый ход?
— Есть.
Иван Яковлевич вытащил из бокового кармана листки, написанные иероглифами и его переводом.
— Надпись ясно указывает на существование его.
Михаил Степанович вскочил на ноги и бросился сперва к Свириду Онуфриевичу, затем к Павлу Андреевичу.
— Вставайте! — крикнул он, тормоша его за плечо. — Идите сюда скорей!
— Что вы, дикий человек! что случилось? — спросил палеонтолог, открывая глаза.
Свирид Онуфриевич повернул к нему голову.
— Довольно стрелять! — радостно продолжал Михаил Степанович. — Есть выход! Идите, Иван Яковлевич читать будет сейчас надпись!
В темной пещере, при свете фонаря, поставленного на землю, вокруг старого ученого собрался кружок путешественников. Даже Антон примостился сзади и приготовился слушать чтение барина.
— Господа, — начал Иван Яковлевич, — сейчас я пережил минуту, лучшую в моей жизни. Здесь я убедился вполне, что мы сделали величайшее открытие: нашли первообраз арийских языков! Внизу, у этой горы, многие тысячелетия назад жил целый народ и тот человек, следы которого мы так искали везде. Драгоценная надпись, к сожалению, сохранилась не вполне, есть много пробелов, и я их отметил точками. Ну-с, теперь слушайте.
Иван Яковлевич поправил очки и придвинул фонарь к себе.
«Странник!
Орус, жрец великого Аздомайи, шлет привет тебе.
Я думал о тебе, придущем через многие дни, и ты пришел сюда. Не должно исчезнуть бесследно то, что изведали люди, и камни расскажут тебе, что знаю я, уходящий к Аздомайе.
Камни из воды (лед?) и белые облака (снег?) горами лежат кругом на земле, но знай, что было время, когда не было их. Цвели цветы, зеленели деревья, которых не знают теперь люди; стволы их в земле; лица людей были темней от Сонайи (солнца?). Великий огонь вечно пылал над этой горой, но Аздомайя в гневе своем на людей потушил его и охладил лицо Сонайи. Дыхание ноздрей стало застывать на земле; люди оделись в шкуры зверей и не снимают их. Дома из альвавий (род бамбука?) оставлены; люди ушли в пещеры в горах. Заржавели серпы и осиротели хлевы. Бела стала земля, но почернели умы людей, ибо остались только война и охота. Грозно было по всей земле имя царя царей. . (оно стерлось), все меньше становилось людей и холоднее делалось на земле. Недостойный Орус молил великого Аздомайю об оставлении гнева, но крики пиров в пещерах горы заглушали перед ним голос молитвы. Я оставил храм и углубился в вечную ночь горы Бога Богов. Там, где течет под землей река Смерти, в древнем проходе услыхал я грозные голоса Богов и в страхе упал ниц и внимал им, заставлявшим дрожать камни стен. Я пошел дальше, ища Аздомайю. Я видел. . Как угли были волоса мои, когда я ушел в гору, и белы как покров земли, когда возвратился. Черен стал духом Дивейто за то, что я был там, куда не осмелился заходить ни он и никто из служителей Богов. . И царь призвал и спросил: «Ты, говоривший с Аздомайей, должен знать, отчего холодеет земля?» Ответил я: «От гнева Его на вас. . смеялись и царь приказал мне ехать узнать, скоро ли растают белые камни и проглянет (трава?), которой не видали мы. Дали мне спутников: тех, кто не угоден был царю и Дивейто.
Много дней ехали мы, закутанные в шкуры зверей: везде толстым ковром лежали белые облака. Мертво. . (?) Стада животных уходили оттуда, куда ехали мы; видели их выкапывающими пищу и по множеству трупов узнавали путь свой.
Великая вода плещет волнами в край земли; Сонайя омывает в ней, уходя на покой, лицо свое; мы видели волны в гору величиной, носившие скалы из бледного камня, и среди них плавали брюхами вверх страшные звери вод: бледные скалы убили их. Ночь. .
«Мы. . с великим трудом пробили. . и предали земле. . оставив надпись. .
Горы, держащие небо (не Алтай ли?), долго осматривал я и понял, что их избрал Аздомайя орудием мести своей: медленно ползут с них великие мертвые потоки из тех же бледных камней. Им нет преград; пропасти заполняются ими как малые ямки. Скалы отрываются ими и ставятся там, где не могли взрасти они. Близок день: застынут в холодный хрусталь земля и Великие Воды. Но вечен Аздо-майя и пламя его! Настанет. . и в пламя обратятся оковы земли, возродится трава на ней. Ты, прочитавший слова мои странник, помни: я, Орус, жрец Аздомайи, говорю тебе: идет смерть, но вечен Бог.
Я предстал перед царем. Грозны очи его, но есть ли страх в том, кто видал Аздомайю. . ответил: «Нет, мы с тобой не увидим травы. Будет еще холодней, и все живое превратится в камень. Смерть идет сюда, царь, и близка она. Ты забыл Бога Богов. . поставил себе с гордыми надписями: «Я царь царей» камни. . но. . (титул?) этот Бога Богов. Что ему поставил ты?..»
Пена проступила на губах царя. Он метнул копье свое, но оно оцарапало только шею мне, и вдруг и царь и воины его и пиршественный стол повалились на землю. Гора всколебалась как волны от грозного удара Аздомайи. Камень упал на Дивейто и нескольких близких царя. Живые бросились вон и увидали пламя и дым над горой. Аздомайя тряс ее и в гневе метал в бежавших камни и скалы; жидкий огонь (лава?) залил пещеры и залы их. . Я удалился на гору. Ты найдешь на стене лик Сонайи и знай, что под ним проник я сюда.
Уходили. . люди. Я видел из окна, как шли воины, многочисленные как ожившие камни гор. Царя несли на. . (кресле?) на палках. Видел уходившие толпы детей и женщин. . Я один в стране. Из окна не видно ничего живого. Белая равнина лежит кругом. . согреваюсь внизу и возвращаюсь писать сюда. . Меха бессильны против дыхания гор. . люди должны погибнуть в пути. . кто избежит руки Бога Богов? Аздомайя хочет очистить мир. . ухожу и я в огонь его. .
Странник, говорю тебе последние слова: нет смерти, ибо велик Аздомайя и. .»
Иван Яковлевич кончил и стал складывать листки. Все молчали под сильным впечатлением прочитанного.
Первый нарушил молчание Михаил Степанович.
— Я как будто въявь вижу у стены этого человека, одетого в шкуры, — сказал он.
Все невольно взглянули на стену иероглифов; свет фонаря не достигал до нее: ничто не выступало и не шелохнулось в полутьме кругом.
— Описана, несомненно, одна из ледниковых эпох, — проговорил Павел Андреевич. — Это драгоценнейшее свидетельство очевидца! Поздравляю вас, Иван Яковлевич, — продолжал он, протягивая руку, — вы сделали величайшее открытие, вы узнали, что уже в одну из ледниковых эпох человек в некоторых местах достиг высокой степени культуры!
— И вас также, — сказал старый ученый, отвечая крепким пожатием, — ваше открытие не меньше моего!
— У меня все не идет из головы этот Орус! — начал опять Михаил Степанович. — Он ходил здесь, думал, писал… Значит, та огненная пещера, которую видели мы, и поглотила его?
— Вероятно… — ответил палеонтолог.
Практичный охотник взял тем временем стоявший на окне фонарь и пошел осматривать стену. Близ дальнего левого угла с высоты человеческого роста глянуло на него полустертое изображение круга в лучах. Никакого отверстия под ним, между тем, не было.
— Гм… — проговорить охотник, ощупывая и разглядывая стену. — И признака щели нет никакого! Михаил Степанович, подите-ка сюда?
Тот подошел к нему, и вдвоем они стали пробовать плечами выдавить часть стены; она не поддавалась.
На помощь к ним явился Антон и оба ученых, но их подмога оказалась бесполезной.
— Песчаник сросся от давления в течение стольких веков, — проговорил палеонтолог. — А вот попробуем этот базальт, посмотрите, какой он странной формы.
Десять рук уперлись в черный треугольник, имевший вид заплаты на стене, и дружно навалились на него. Он разом опрокинулся назад, и чересчур усердствовавший охотник вылетел бы за ним, если бы его не удержал за воротник Павел Андреевич.
Михаил Степанович выглянул наружу.
— Низко… есть спуск, господа! — воскликнул он, оборачиваясь к товарищам.
XXVI
Переночевать решено было в пещере, чтоб не подвергаться риску при спуске в темноте.
В радужном настроении уселись путешественники за ужин. Антон поставил перед ними все, что еще оставалось в запасе: беречь провизию надобности уже не представлялось.
Несколько не в духе был только палеонтолог.
— Я вам завидую, — заявил он старому ученому, — вы увезете с собой ваше открытие, а я приеду с пустыми руками!