Царь царей...
Шрифт:
— Ничего! в будущем году отправимся сюда с целой экспедицией и вывезем тогда все, даже мамонта! — утешал Михаил Степанович.
— Разве что так!
— Что ваши кости? Падаль. Вот ружье жалко, — сказал Свирид Онуфриевич. — Что-то мой Кузька поделывает! Право, мне кажется, будто мы сто лет провели под землей!
— Да, будет что вспомнить, — заметил Михаил Степанович.
— А и собачий же холод здесь, — продолжал Свирид Онуфриевич. — Прямо будто из ледника дует. Из огня да на мороз попали.
Действительно, высота горы давала знать
Михаил Степанович долго ворочался, стараясь устроиться потеплее, но наконец угомонился.
Ему приснился сон.
Будто сходит он по черным уступам с горы; рядом с ним шагает седобородый высокий человек, одетый в шкуры вверх мехом.
— Видишь, я прав был… — говорит неизвестный, и Михаил Степанович чувствует, что перед ним Орус, жрец Аз-домайи.
Внизу, куда указывала темная костлявая рука жреца, расстилались зеленые луга. Солнце показывало край венца, и вершины отдаленных гор и середина неба сияли румянцем; чувствовалась свежесть; над рекой дымился туман.
— Это что? — спросил Михаил Степанович, глядя вниз, и страх начал холодить его сердце.
— Царь царей грядет, в вечной славе живущий, — ответил жрец.
Туман колеблется, свивается в неясные очертания, и из них выступают фигуры громадных людей. Ряды за рядами чернолицых воинов, в шкурах с копьями и бронзовыми мечами у боков, как волны без конца и без счета, уходят вдаль.
Что-то засияло над ними; ясно выступил золотой значок, и вдруг открылся стоящий на носилках, держась за древко значка, высокий человек.
Мантия из белых мехов ниспадала с плеч его почти до земли. Он озирал войска, как бы готовясь к бою. Темное безудержно-властное лицо его повернулось в сторону горы, и Михаил Степанович увидел надменные, горящие фосфорическим блеском глаза. Михаил Степанович отвел свои и, когда снова поднял их, царь царей уже исчезал вдали; лес копий и языки тумана закрывали его.
Показались женщины и дети. Толпы их шли и шли без конца, таща на спинах различный скарб.
Тоска и забота виднелись на лицах многих; иные плакали, но ухо не уловляло ни звука.
— Это сон?… — проговорил пораженный зрелищем Михаил Степанович.
— Сон!… — как эхо отозвался Орус, сидевший рядом на камне. — Сон был жизнью и жизнь будет сном!
— Но скажи, что совершил этот царь? Он велик, «царем царей» зовешь ты его, каковы же дела его?
Жрец повернулся и безмолвно вытянул вперед руку.
Михаил Степанович оглянулся и увидел знакомый обелиск. Надпись на нем горела как золото, и Михаил Степанович, удивляясь сам, легко прочел ее. Особенно бросались в глаза слова: «победивший… разоривший…»
— Но кого, что? — продолжал спрашивать Михаил Степанович; волнение все больше и больше охватывало его; он дрожал всем телом.
Орус обвел рукой горизонт и опять не проронил ни звука.
— Победил себе подобных, разорил земли
Орус сидел, низко склонившись и сжав как бы в глубокой думе обеими руками виски.
— За пролитую кровь, за разбой «вечная слава», да?
Орус медленно поднял лицо свое:
— Раб иссекал слова на камне… — проговорил он, — раб жив в деле своем, но где имя царя царей?
— Его нет нигде, назови его!
— Аздомайя стер его… — ответил жрец. — Ты прочел, но не понял надписи. Я, Орус, скажу, что говорит тебе камень: «Помни участь в веках царя царей!»
Земля под ногами Михаила Степановича дрогнула от подземного удара: глухой гул раскатился кругом.
Холодная рука Оруса схватила руку Михаила Степановича и повлекла его обратно к горе.
— Зачем возвращаемся? — спросил Михаил Степанович.
Ноги их не касались земли; невидимая сила несла их на вершину.
— Землетрясение… погибнем в пещере!!.. — продолжал, задыхаясь от волнения, Михаил Степанович.
Орус молчал; но странно — Михаил Степанович прочел на бесстрастном, суровом лице его ответ: «Оглянись назад!»
Он оглянулся, и ярко-снежная равнина ослепила его. Громадные толщи льда, сверкая миллиардами огней в негревших лучах мертвенно-бледного солнца, надвигались как прилив океана со всех сторон. Нестерпимый холод проницал до костей.
Они очутились в пещере.
Спутники Михаила Степановича спали у стен; фонарь желтым пятном выступал из тьмы. За окном на черно-синем небе мерцали звезды.
Михаил Степанович приподнялся и расширившимися глазами огляделся вокруг. Он не спал, — сомнений в том не было. Какая-то тень скользнула, показалось ему, в проход, ведший к подземной реке.
— Кто здесь? — спросил он, вскакивая на ноги и трясясь как в лихорадке.
Громкий лай извне пещеры ответил ему.
Очнувшись совершенно от сна, так слившегося с действительностью, Михаил Степанович схватил фонарь и бросился к проделанному ими отверстию. Неистовый лай приветствовал появление его; какая-то тень бросалась внизу на стену и скребла ее лапами.
Михаил Степанович направил на нее свет и узнал Кузьку.
— Кузька! — радостно воскликнул он. — Ты какими судьбами здесь?
Заспанный охотник приподнял голову, намереваясь тотчас же запрятать ее опять под куртку, но, распознав знакомый лай, сорвался с места и подбежал к Михаилу Степановичу.
— Кузька?! — рявкнул он во все горло, — иси! иси! Ку-зенька! Песик ты эдакий!!
Крики и лай разбудили остальных. Все собрались около отверстия в стене. Свирид Онуфриевич выпрыгнул наружу и, подсадив собаку в пещеру, выстрелил в воздух. Огненная струя вырезалась в темноте, и удар, отражаясь от скал, далеко покатился вниз.