Царь Федор Иванович
Шрифт:
Удивительно то единодушие, с которым относятся к Борису Федоровичу как иностранцы, так и русские. И те и другие с охотой, легко и без сомнений признают в нем выдающиеся способности к государственной деятельности. Совершенно так же и первые, и вторые говорят о лукавстве, жестокости и подлых намерениях этого человека. Как будто холодный расчетливый ум его устал стесняться тонкостями моральных ограничений и выбрал для себя жизнь в отдалении от души…
Русские судят строже; да, они не отказывают Борису Федоровичу в уме, но сила ума в глазах соотечественников никак не искупает бессилие его душевных качеств. Вот слова Ивана Тимофеева, весьма характерные — в одном месте он говорит: «Был он коварен и лукав, под личиной милости скрывая от всех злобу своих дел; лютостью своей, скрывая свою злобу, он превосходил всех благороднейших его в царстве»; зато в другом звучат иные слова: «Если, будучи рабом, он дерзко совершил… захват высочайшей власти, сильно согрешив, все же даже и его враг не назовет его безумным, потому что глупым недоступно таким образом на такую высоту подняться и совместить то и другое… И этот “рабоцарь” был таким, что и другие славнейшие и гордые в мире цари, обладающие державами нечестивых, не гнушались
Вместе с тем Годунов остался в памяти народа не только как властолюбец и злодей, но и как деятель, приложивший немало усилий, чтобы искоренить разбой, «татьбу», «корчемство», склонный к справедливости в судебных делах и строгий ко взяточникам.
Нельзя сказать, чтобы он отличался какой-то особенной слабостью веры. Борис Федорович, хотя и не был сведущ в Священном Писании, но все-таки проявлял благочестия не меньше, чем любой большой вельможа того времени; взойдя на трон, он, пожалуй, стал проявлять даже большее рвение в делах веры. Источники сохранили прямые тому свидетельства.
При имеющейся, как уже говорилось, «склонности к черной магии» Б.Ф. Годунов оставался твердо православным человеком. Да и не только он лично, но и все семейство Годуновых. В этом смысле между ним и царем не могло возникать никаких разногласий.
В тексте Пискаревского летописца сразу после известия о кончине Федора Ивановича в 1598 году помещен длинный список наиболее значительных построек времен его царствования, возведенных в столице — за исключением стен Белого города, о чем автор летописца сообщает задолго до того. У этого списка есть одна любопытная особенность: четко указан заказчик всякой работы. Так, например, некоторые церкви возводились или же изменяли свой прежний облик повелением самого Федора Ивановича; об этих актах царского благочестия подробнее будет рассказано ниже. Прочие здания строились «во дни благочестиваго царя и великаго князя Феодора Ивановича всеа Руси…», но только не его повелением, а «по челобитью» кого-то из бояр, что значит — и на средства челобитчика. Чаще всего среди храмоздателей того времени встречается имя боярина Дмитрия Ивановича Годунова — дяди Б.Ф. Годунова, его воспитателя и благодетеля. Но и Борис Федорович оказался не чужд православной благотворительности. Каменный храм Святой Троицы появился в принадлежащем ему подмосковном селе Хорошеве, еще одна каменная церковь Святой Троицы возникла в его селе Большие Вяземы, третья, Борисоглебская, — в селе Борисове на Городище Верейского уезда (Борисов городок на Протве){75}. Д.И. и Б.Ф. Годуновы обеспечили средства для строительства надвратной церкви Федора Стратилата в костромском Ипатьевском монастыре. Видимо, с именем Бориса Федоровича и его сестры царицы Ирины следует связывать масштабное строительство в дорогобужском Троицком Болдине монастыре. Недавно В.В. Кавельмахер убедительно доказал также, что громадный шатровый храм Преображения Господня в подмосковном селе Остров — выдающееся, поистине изысканное творение зодчих рубежа XVI—XVII столетий — также возведен по желанию Б.Ф. Годунова (уже ставшего царем). Годунов-монарх велел надстроить кремлевскую колокольню Ивана Великого и начать грандиозное строительство в серпуховском Владычном монастыре. Он планировал также создание в Кремле церкви «Святая святых» — по образцу храма Гроба Господня в Иерусалиме; деревянная модель его успела увидеть свет, но до строительства дело не дошло: Борис Федорович ушел из жизни, а затем на страну обрушились бедствия Смуты, и о величественных архитектурных проектах пришлось надолго забыть.
Но до начала Смуты правители русской столицы в разное время и разными средствами пытались осуществить грандиозный проект уподобления ее Иерусалиму. Этот проект ведет свою историю от времен Ивана Грозного, в частности, от строительства собора Покрова что на Рву, и завершается уже при патриархе Никоне, через много десятилетий после окончания Смуты, в подмосковном Новом Иерусалиме. Так вот, «…замысел Иоанна Васильевича можно считать только прологом к повторению иерусалимских святынь при Борисе Годунове… “Иерусалимская” программа впервые (на русской почве) включает в себя перенос сакральных топонимов и копирование главной реликвии христианского мира — Гроба Господня»{76}.
Из этой великой, щедрой, грандиозной по масштабам храмоздательской работы Годуновых, и особенно самого Бориса Федоровича, из сознательного стремления его, как правителя Русского царства, воплотить в жизнь идею прославления христианской Москвы как второго Иерусалима видно: так поступать мог лишь крепко верующий человек.
Да, Годунов погубил немало своих врагов, притом в числе их оказались заслуженные воеводы, герои вооруженной борьбы России со злейшим неприятелем, талантливые управленцы, истинные «столпы царства». Да, современники Бориса Федоровича, впрочем, как и наши современники, нередко видят в его выдающейся государственной деятельности своего рода «искупление» его же интриг и душегубства. Но при всем том невозможно изображать Бориса Федоровича Годунова
Годунов поднялся на степень соправителя царского по воле самого Федора Ивановича и еще, быть может, с согласия или даже при содействии великого государственного деятеля боярина Никиты Романовича Юрьева. Выводя царского шурина на самый верх русской политической иерархии, они не видели в сравнительно узком круге возможных претендентов никого лучше Годунова. Прочие либо позаботились бы только о своем роде, забыв о России, либо повели бы себя с еще большей жестокостью и коварством. Прожженный делец Годунов, к концу 1586 года оказавшийся всесильным управленцем, не был ни исторической случайностью, ни ошибкой Федора Ивановича и Н.Р. Юрьева.
Он представлял собой лучшее из возможного.
Это значит, что иные варианты могли бы принести стране больший вред, нежели правление Годунова при царствовании монарха-инока.
В сущности, Федор Иванович и Борис Годунов составили идеальную пару. Они сыграли роль «соправителей» столь удачно, столь слаженно, будто сам Небесный режиссер подобрал эту пару актеров для совместного участия в одной постановке. В государе своем русские того времени видели милостивого «молитвенника», давшего им отдохнуть от тягот и страхов предыдущего царствования. Пусть иноческий его образ действий вызывал удивление, может быть, и насмешку… однако помимо этих чувств подданные явно возлагали на своего монарха еще и надежду. В его постоянном молении, в его благочестии, в его богомольном рвении видели своего рода мистический щит, заграждавший большим бедам путь в Россию. Царь-праведник представлялся той личностью, которая давала всей земле счастливый шанс: Царь Небесный за его честное и крепкое христианское житие прощал всему народу тяжелые прегрешения и не попускал великих напастей. Ну а уж если татары сжигали какой-нибудь город или случался большой пожар, что ж, современники с печалью говорили, что одному человеку, даже столь верному Христову слуге, как Федор Иванович, на сей раз не удалось своим благочестием уравновесить чашу общих грехов. При этом подразумевалось, что в иных случаях монаршая праведность все-таки оказывалась сильнее…
«А для жизни низкой» у государя был Борис Годунов. И пока Федор Иванович своей непрестанной молитвой устраивал дела страны на небесах, его шурин занимался делами земными. Опытному практическому дельцу для его работы требовалась санкция. Царь ее дал. В силу этого главенство Бориса Федоровича как администратора получило законную силу. Его ум, пущенный не на интриги, а на решение державных задач, давал стране очень много. Позже, когда эта «санкция» потеряет силу из-за кончины государя, Борис Федорович вздумает править самостоятельно, и ум его, разумеется, от этого ничуть не ослабеет, но вот та самая мистическая защита пропадет. На страну обрушатся природные бедствия, мятежные настроения, и в финале появится самозванец, самим фактом своего существования бросавший Борису Федоровичу вызов — дескать, неистинный царь владеет царством. Борису Годунову как будто хотели преподать урок свыше: тронное кресло тебе не положено, а взял то, что тебе не принадлежит, так будешь жестоко расплачиваться.
Итак, в конце 1586 года у царя Федора Ивановича появился единоличный «соправитель», и хотя это был человек сомнительной нравственности, но, во всяком случае, весьма опытный политик, обладавший государственным умом и широким кругозором. Неправильно было бы приписывать ему все успехи этого царствования. Некоторыми из них Россия обязана самому государю, как это будет показано ниже. Другие достигнуты были смешанным аристократическим правительством в 1584—1586 годах. Годунову следует отдать прочее, оставшееся. За первые два с половиной года совершилось очень многое; главное же — политический курс Московской державы устоялся по всем основным направлениям. Борису Федоровичу оставалось прилагать усилия к тому, чтобы страна продолжала двигаться выверенным маршрутом, не сбиваясь с ритма, не сворачивая в придорожные низины. Он, скорее, одинокий продолжатель общего дела. Не столько реформатор, сколько фигура, с определенного момента способствовавшая стабильности [43] .
43
Живым «фактором стабильности» Борис Федорович Годунов являлся как минимум до того момента, когда мальчик Дмитрий, последний сын Ивана Грозного, стал слишком взрослым и превратился тем самым в угрозу семейному благополучию Годуновых… Тут уж Борис Федорович пошел на крайне рискованные шаги, в конечном итоге не давшие добрых результатов. Но об этом — ниже.
Однако и на то, чтобы удержать и развить успехи, достигнутые в первые годы царствования Федора Ивановича, требовались недюжинный ум, отвага, непреклонная воля. Годунов располагал всем этим. Один из псковских летописцев, повествуя о царствовании Федора Ивановича, выступает с откровенной похвалой Борису Годунову: «А правление земское и всякое строение и ратных людей уряд ведал и строил его (Федора Ивановича. — Д. В.) государев шюрин Борис Феодорович; многие земли примиришася, а инии покорищася под его государеву высокую руку Божиею милостию и пречистые его Богоматере и его государевым прошением и счастием, и промыслом правителя и болярина и конюшего Бориса Феодоровича»{77}. По этому отзыву видно: и среди современников были люди, считавшие «соправительство» Федора Ивановича и Бориса Федоровича идеальным вариантом для страны.