Царь горы
Шрифт:
Шторка немного сдвинулась, и прямо в лоб Борисову нацелился ствол автомата. Устаревший образец АК-47 был оружием «душманов» – у правительственных войск на вооружении таких не было. Борисов успел оценить это и даже разглядел потёртости и царапины на стволе.
«Вот так и сбываются мечты… Хотел, чтобы меня убили, – сейчас убьют! А умирать-то не хочется…» – Он застыл на месте, поглядев в сторону Клепикова, который продолжал мирно беседовать с дружелюбным афганцем.
Подполковник, уловив его взгляд, приложил руку к ушанке и попрощался со своим собеседником:
– Удачи вам,
К уазику Борисов шёл на ватных ногах, не оглядываясь, сдерживаясь, чтобы не побежать.
Они сели в машину, и Клепиков, выбросив в форточку так и не раскуренную сигарету, ласково распорядился:
– Давай-ка, Вася-сынок, медленно, без рывков, поехали отсюда…
Когда злополучный автобус скрылся из поля зрения, Борисов наконец выдохнул:
– Это же «духи», товарищ подполковник!
– Ясный перец, «духи»! Потому я и не полез автобус досматривать! Сейчас танкистам сообщим, пусть бронегруппу сюда высылают, пока чарикарская колонна не подтянулась…
– Почему они в нас не стреляли?
– А кому нужен шум рядом с гарнизоном… Да и не мы им были нужны. Это точно!
«Вот я и получил свою медаль за боевые заслуги, – усмехнулся Борисов. – Верно говорил мой предшественник – майор Петров: на войне главная награда – живым остаться…»
«Все дороги ведут в Баграм» – аэродром, где служил Борисов, представлялся ему залом для транзитных пассажиров: одни – на войну, другие – с войны, третьи – прямо в Вечность… Здесь можно было неожиданно столкнуться с давним знакомым или разминуться в толпе, находясь всего в десятке метров друг от друга.
На Баграмском аэродроме Борисов встретил Игоря Лапина – товарища по лёгкоатлетической секции в спорткомплексе «Металлург». Лапин прилетел с группой уральских геологов в Афганистан для исследования месторождения железной руды и теперь направлялся в отдалённый горный район.
– Будем искать для правительства Наджибуллы железо, – сообщил Лапин. – Если найдём, построит у себя комбинат, как у нас в Челябе…
Геологов сопровождало отделение десантников из соседней десантно-штурмовой бригады, а со стороны «афганских товарищей» – узбек по имени Юсуф из 53-й дивизии генерала Абдул-Рашида Дустума, воюющей на стороне правительственных войск.
Борисов накормил Лапина и его спутников в солдатской столовой. За обедом поинтересовался у Юсуфа:
– А вы не боитесь, уважаемый Юсуф, с таким небольшим отрядом отправляться в район, контролируемый мятежниками?
– Боюсь, – честно признался Юсуф. – Но боюсь не того, что убьют меня. Погибну я, заплачет только моя мать… Боюсь, что могут пострадать наши друзья, гости нового Демократического Афганистана. – Он выразительно посмотрел на геологов. – У нас говорят так: если гость погиб в твоём доме, то плачет сам Аллах…
– А у нас говорят иначе: на Аллаха надейся, но сам не плошай, – улыбнулся Борисов и пожелал удачи Юсуфу и Лапину. – Будем надеяться, что вам повезёт…
Но не всякая встреча с прошлым приносит радость. Однажды в Баграме совершил посадку самолёт с выездным магазином Военторга. На прилавках под открытым навесом разложили товары, каких в обычном советском магазине днём с огнём не найти, разве что в валютной «Берёзке». Среди продавщиц Борисов увидел знакомую по Щучину, ту самую, из уст которой узнал о смерти дочери… К ней он подходить не стал.
Незадолго до его замены секретарём парторганизации в инженерный батальон прибыл однокурсник по училищу, а теперь – капитан Ваня Редчич.
Инжбат, куда он был назначен, занимался ремонтом и строительством ВПП из металлических аэродромных плит. Его подразделения были разбросаны по всему Афганистану, но штаб соседствовал с батальоном Борисова. Возможность поговорить по душам со старым товарищем, конечно же, скрасила ему последние месяцы службы в Баграме.
Редчич через три года после окончания училища всё-таки женился на Марине Ковалёвой, чей «широкоформатный» образ прочно ассоциировался у Борисова с тараканом, вылезшим из кувшина на праздничном застолье в квартире у «Мартенсита». Два года назад у Вани и Марины родился сын. Назвали его в честь деда – Владимиром.
– Когда меня сюда «зарядили», Вольдемар уже длинными предложениями говорить начал, – похвастался Редчич, вдруг назвав сына так, как его тёща – своего мужа.
Борисов вспомнил вечно грассирующего подполковника Ковалёва и пошутил:
– Небось, сынок, как и его дедушка, на «эр» нажимает?
– Вовсе не нажимает, – обиделся за сына Редчич. – Вольдемар весь в меня: гутарит правильно!
– То есть «гыкает»… – не унимался Борисов, соскучившийся по курсантским приколам.
– Скажешь тоже… Разве я «гыкаю»? – Редчич долго обижаться не умел и громко рассмеялся: – А помнишь, как ты из-за меня чуть на вступительных не срезался?
– Такое не забывается… Вся жизнь могла бы по-иному повернуться…
– И с Серафимой бы ты тогда не встретился… – подхватил Редчич. – Как, кстати, Леночка растёт, как жена?
– Никак… – коротко ответил Борисов, погасив улыбку. Бередить сердце не хотелось, и он не стал рассказывать Ивану о смерти дочери, а о Серафиме и рассказывать было нечего.
За время службы в ДРА он написал жене в Шадринск шесть писем. Ни на одно не получил ответа. Седьмое письмо, не зная уже, что и подумать, Борисов адресовал своей тёще – Евдокии Ивановне. Ответ от неё пришёл довольно быстро. Тёща сообщала, что все живы-здоровы, что Серафима постепенно приходит в себя, устроилась на работу в местную школу и просила пока не беспокоить её, дабы не тревожить хрупкую психику.
«Она сама напишет тебе», – пообещала тёща. Но Серафима за целый год ему так и не написала.
Конечно, Борисову было обидно, что жена о нём забыла. Сослуживцы часто получали письма от своих благоверных.
– Во, как меня жинка кохает! – радовался секретарь партбюро капитан Сметанюк. – По два письма в неделю шлёт! – Он порывался читать письма от жены вслух, но Борисов запретил, сказав, что не любит слушать чужих писем.
«Может, и хорошо, что Серафима молчит… – рассуждал он. – Нервы ни мне, ни себе не мотает. Не мешает службу нести… Если меня тут не грохнут, приеду к ней, обниму, и всё у нас наладится».