Царь и султан: Османская империя глазами россиян

Таки Виктор

По мере того как соотношение сил в причерноморском регионе изменялось в пользу России, восточнославянские пленники и рабы в Османской империи стали встречаться все реже. Набеги крымских татар пошли на убыль уже во второй половине XVII столетия и совершенно прекратились после русско-турецкой войны 1768–1774 годов, за которой последовало присоединение Крыма. К концу раннемодерного периода российские пленники в османской Турции были преимущественно военнопленными, и в эту категорию русско-турецкие договоры все чаще вносили и другие категории пленников. Эти соглашения рассматривали в качестве «государственных» пленников даже тех, кто был захвачен «частными» лицами до или во время войны и продан частным лицам. Порта формально обязалась освободить всех этих пленников без выкупа, в то время как российская сторона, в свою очередь, должна была освободить имевшихся у нее пленных турок [229] .

229

Smiley W. The Rules of War on the Ottoman Frontiers: An Overview of the Military Activity, 1699–1829 // Empires and Peninsulas: Southeastern Europe Between Carlowitz and the Peace of Adrianople, 1699–1829 / Ed. Plamen Mitev et al. Leiden: Brill, 2010. P. 63–71. В то время как рабы, принадлежавшие османскому государству, были освобождены достаточно быстро, освобождение частновладельческих рабов было гораздо более трудным ввиду сопротивления их владельцев и неопределенности понятия «русский раб». Smiley W. Let Whose People Go? Subjecthood, Sovereignty, Liberation and Legalism in the Eighteenth-Century Russo-Ottoman Relations // Turkish Historical Review. 2012. No. 3. P. 196–228.

Одним

и последних «невоенных» рассказов о плене является история Василия Яковлевича Баранщикова, которую он рассказал генерал-губернатору Нижнего Новгорода И. М. Ребиндеру по возвращении в свой родной город в феврале 1786 года [230] . Через полтора года описание его злоключений было опубликовано под названием «Нещастные приключения Василия Баранщикова, мещанина из Нижнего Новгорода в трех частях света: В Америке, Азии и Европе с 1780 по 1787 год» [231] . Книга оказалась настолько популярной, что до конца XVIII столетия выдержала еще три издания. В ней содержится наиболее детальное описание плена в Османской империи, которое когда-либо было составлено российским гражданским лицом. «Нещастные приключения» предоставляют интересную возможность проследить изменения восприятия плена в Османской Турции под воздействием культурной вестернизации российских элит.

230

Допрос, снятый с нижегородского купца Василия Яковлевича Баранщикова, явившегося добровольно из-за границы // Действия Новгородской губернской ученой архивной комиссии. 1900. Т. 4. С. 108–110. Существуют разные интерпретации личности Баранщикова: Штильмарк Р.А. Повесть о страннике российском. М.: Географическая литература, 1962; Дзюба E.M., Киселева П.В. В. Баранщиков: Загадки личности и поэтика прозы нижегородского мещанина // Нижегородский текст русской словесности: межвузовский сборник научных статей / Ред. В.Т. Захаров. Нижний Новгород: НГПУ, 2007. С. 280–289.

231

Нещастные приключения Василия Яковлевича Баранщикова, мещанина Нижнего Новгорода в трех частях света: В Америке, Азии и Европе с 1780 пo 1787 год. СПб.: Вильковский и Галиченков, 1787.

Баранщиков был молодым и успешным нижегородским купцом второй гильдии. Однако в апреле 1780 года он внезапно уехал в Петербург и записался матросом на корабль, перевозивший мачтовый лес в Западную Европу [232] . Решение оставить жену, детей и дело ради пятнадцатирублевого жалования матроса было вызвано необходимостью избежать долговой тюрьмы после того, как Баранщиков потерял весь свой наличный капитал и занятые деньги на ростовской ярмарке. В декабре судно, на котором служил бывший купец, прибыло в Копенгаген. Там он имел несчастье попасть в ловушку датского вербовщика и оказаться на корабле, направлявшемся к датской колонии Сент-Томас на Малых Антильских островах [233] . После пятимесячного перехода через Атлантику и столь же продолжительной службы гарнизонным солдатом на Сент-Томасе Баранщикова выкупил испанский «фельдмаршал» с Пуэрто-Рико за цену двух черных рабов [234] . Более года бывший купец выполнял всяческую черную работу, прежде чем «фельдмаршал» отпустил его на волю и выдал ему паспорт. Запись допроса Баранщикова, сделанного по его возвращении в Нижний Новгород, не проясняет, почему испанский владелец Баранщикова решил отпустить раба, который достался ему столь дорого. Однако в «Нещастных приключениях» его освобождение представляется следствием ходатайства жены испанского губернатора, которая пожалела несчастного русского и его семью [235] .

232

Допрос. С. 109; Нещастные приключения. С. 3–4.

233

Там же. С. 5–12.

234

Там же. С. 9; Нещастные приключения. С. 17–18.

235

Там же. С. 19–20.

Последующие приключения Баранщикова в Средиземноморье отмечены еще большей неопределенностью. Российский странник оказался в этом регионе после трехмесячного путешествия через Атлантику на итальянском корабле. Тот факт, что по возвращении в Нижний Новгород, Баранщиков владел итальянским и турецким языками, свидетельствует о длительности его пребывания в Средиземноморье. Однако можно лишь догадываться о точной хронологии и маршруте его перемещения в регионе, а также об изменениях в его социальном положении. И показания Баранщикова по возвращении, и описание его несчастных приключений содержат немало сознательно допущенных неточностей, и только сличение этих текстов позволяет приблизиться к истине. На допросе Баранщиков всячески приуменьшал длительность своего пребывания в Османской империи. По прибытии в Венецию он работал на нескольких итальянцев, после чего вновь стал матросом на судне, перевозившем паломников в Яффу. Оттуда Баранщиков прибыл в Иерусалим, где греческий патриарх приказал поставить клейма в виде солнца и распятия ему и еще двадцати восьми матросам. Вернувшись в Яффу, Баранщиков стал матросом на судне, отплывавшем в Константинополь. Пробыв в османской столице около десяти недель, Баранщиков отбыл в Россию через Шумлу, Бухарест, Фокшаны, Яссы и Сороку [236] .

236

Допрос. С. 109–110.

«Нещастные приключения» совсем по-другому представляют пребывание Баранщикова в Средиземноморье и Османской империи. Согласно этому описанию, он отбыл из Пуэрто-Рико на генуэзском судне, которое было захвачено тунисскими пиратами у Гибралтара в январе 1784 года [237] . Насильно обращенный в ислам и заклейменный образом солнца на правой руке, Баранщиков был доставлен в Палестину, где в течение двадцати месяцев был рабом, подававшим кофе пиратскому главарю Мохамеду в его доме в Вифлееме [238] . Жестоко наказанный палочными ударами по пяткам после неудавшейся попытки к бегству, российский пленник в конце концов сумел пробраться на греческое судно, капитан которого согласился принять его в качестве матроса. Заход в Яффу позволил Баранщикову совершить паломничество в Иерусалим, где греческие священники заклеймили его образом креста на правой руке в качестве символа его возвращения из ислама в христианство [239] . Согласно «Несчастным приключениям», греческое судно доставило российского странника в Венецию, где за четыре недели ему удалось с помощью своей истории, подкрепленной испанским паспортом, завоевать некоторую симпатию со стороны властей и публики.

237

Нещастные приключения. С. 20.

238

Там же. С. 21.

239

Там же. С. 26–33.

Снабженный венецианским паспортом, Баранщиков мог возвратиться в Россию, однако вместо этого решил сдержать слово, данное греческому капитану, прослужить у него матросом вплоть до того, как судно достигнет Константинополя [240] . По прибытии в османскую столицу почти полгода после бегства от Мохамеда не имевший ни копейки Баранщиков попытался обратиться к российскому посланнику Я. И. Булгакову, однако был прогнан чиновниками российской миссии [241] . Его попытка заручиться помощью российских купцов в Константинополе также оказалась безрезультатна и, кроме того, раскрыла факт его обращения в ислам коварному русскоязычному ренегату по имени Усман. Последний начал шантажировать Баранщикова фактом его обратного перехода в православие (за что по османским законам полагалась смерть), требуя его повторного обращения в ислам и вступления в ряды янычаров [242] . Вынужденный жениться на свояченице Усмана, Баранщиков стал источником доходов для последнего и его семьи на протяжении последующих восьми месяцев. Наконец, с помощью сочувствовавшего ему грека Баранщикову удалось бежать из османской столицы в конце июля 1785 года [243] . В начале сентября запорожцы, которых Баранщиков встретил на Дунае, помогли ему перебраться через реку, отвергнув при этом его увещевания вернуться в Россию. Через Валахию, Молдавию и Польшу Баранщиков достиг российской границы у Василькова и представился киевскому губернатору С. Е. Ширкову, после чего добрался до Нижнего Новгорода в феврале 1786 года [244] .

240

Там же. С. 34–38.

241

Там же. С. 39–40.

242

Там же. С. 42–49.

243

Там же. С. 49–66.

244

Там же. С. 66–72.

Обе версии пребывания Баранщикова в Средиземноморье имеют явные хронологические нестыковки. Если Баранщиков действительно находился в Константинополе только десять недель, как он заявил на допросе, остается неясным, при каких обстоятельствах он выучил турецкий и где он провел более двух лет, которые прошли между его отбытием в Палестину в начале 1783 года и прибытием в османскую столицу. Маловероятно, что Баранщиков провел много времени в Венеции, поскольку «Нещастные приключения» содержат мало деталей о его пребывании в этом городе. Его знание итальянского можно объяснить тем, что он провел три месяца на генуэзском корабле, доставившем его из Пуэрто-Рико в Средиземноморье, и его перемещениями в этом регионе, в котором итальянский был языком международного общения.

Однако опубликованная версия его приключений вызывает еще больше вопросов. Никак невозможно втиснуть его пребывание в Палестине в качестве раба пирата Мохамеда, его полугодичную службу матросом на греческом судне и его девятимесячное пребывание в Константинополе в период между его захватом в плен варварийскими пиратами в январе 1784 года и его побегом из османской столицы в конце июля 1785 года. Тунисский корсар вряд ли проживал бы в Палестине, даже если заменить Вифлеем на маленький прибрежный городок Бетшем, и не мог оставаться праздным в течение двадцати месяцев. Скудность деталей в рассказе о пребывании в Палестине составляет примечательный контраст с тщательностью описаний пребывания на Антильских островах и в Константинополе. Эти соображения заставили современного комментатора «Нещастных приключений» А. А. Вигасина убедительно утверждать, что весь эпизод, связанный с насильственным обращением Баранщикова в ислам варварийскими пиратами, и его последующее двадцатимесячное пребывание в качестве раба в доме Мохамеда в «Вифлееме», по всей вероятности, выдумка [245] .

245

Вигасин A.A. Предисловие // Путешествия по Востоку в эпоху Екатерины Второй. С. 105.

Она была необходима для того, чтобы оправдать настоящее обращение Баранщикова в ислам, которое, видимо, произошло в Константинополе. После того как работники российской миссии прогнали обнищавшего странника, вероотступничество могло показаться ему привлекательным, поскольку в качестве новообращенного он мог собрать значительную сумму денег в виде милостыни от богатых турок [246] . Хотя Баранщиков тяготился военной службой, как янычару ему не приходилось испытывать муштры, которой датчане подвергли его на Сент-Томасе [247] . Также и брак со свояченицей Усмана можно объяснить желанием Баранщикова жить более комфортно, чем неженатые янычары в казармах. Последующий побег Баранщикова со службы и из османской столицы был спровоцирован, скорее всего, приближением очередной русско-турецкой войны (которая действительно разразилась двумя годами позже), а также случайной встречей с российским дипкурьером, который рассказал ему о дороге от Константинополя до российской границы [248] . В этом контексте история первого насильственного обращения Баранщикова, которое якобы произошло на корабле тунисских пиратов, позволяла ему представить свое действительное и добровольное обращение в ислам, которое произошло в Константинополе, как результат шантажа со стороны Усмана.

246

Нещастные приключения. С. 47–48.

247

Там же. С. 54–56.

248

Там же. С. 60.

Остается объяснить, почему Баранщиков вообще решил упомянуть об обращении в ислам. Необходимо вспомнить, что на допросе он не упомянул ни о своем захвате тунисскими пиратами, ни об обращении в ислам, ни о пребывании рабом Мохамеда. Напротив, в «Нещастных приключениях» Османская империя выступает в качестве места, где Баранщиков был вынужден принять ислам не один раз, а дважды. Это радикальное изменение в рассказе российского странника было следствием его взаимодействия с образованным российским обществом и его отчаянных попыток избежать тюрьмы по возвращении на родину. Как только Баранщиков прибыл в Нижний Новгород, он оказался перед перспективой закончить свои дни в долговой тюрьме, после того как его кредиторы подали иск в городовой магистрат [249] . История с насильственным обращением позволяла найти выход из этой безнадежной ситуации. В то время как возвращавшиеся из плена в XVII столетии стремились скрыть или приуменьшить позорный факт вероотступничества во время расспросов в Приказе Патриаршего дворца, Баранщиков быстро понял, что церковная епитимья, налагавшаяся за вероотступничество, представляла ему возможность хотя бы на время избежать гражданской тюрьмы. Обращение к архиепископу Нижнего Новгорода и генерал-губернатору Ребиндеру дало Баранщикову возможность отправиться в Петербург для десятидневного замаливания грехов в Александро-Невской лавре. Получив причастие и свидетельство Петербургской консистории, Баранщиков стал оббивать пороги представителей российской аристократии, многие из которых проявили к нему интерес и участие [250] .

249

Там же. С. 74–75.

250

В конце своего повествования Баранщиков высказывает благодарность А.Р. Воронцову, И.И. Бецкому, И.И. Шувалову, а также нескольким представителям семей Нарышкиных и Строгановых. См.: Нещастные приключения. С. 78–79.