Царь нигилистов 2
Шрифт:
— Да. С понедельника у вас военный лагерь с первым кадетским корпусом.
— На сколько это?
— До сентября.
И Саша с отчаяньем понял, что три ближайших четверга у Мадам Мишель накрылись медным тазом. Вместе со встречей с министром образования и переговорами с промышленниками.
— Это обязательно? — спросил Саша.
— Да, — сказал Зиновьев.
Кто бы сомневался! Мысль о том, что ребенка нужно спрашивать, хочет ли он ехать на военные сборы, была слишком продвинутой для местных обитателей.
— Я ничего не помню, — сказал Саша. — Вообще ничего из военного дела.
— Значит придется вспомнить, —
— Хорошо, — кивнул Саша. — Только мне надо написать письмо Елене Павловне, с извинениями.
— Пишите, — пожал плечами Зиновьев.
«Любезная Елена Павловна! — начал Саша. — Меня ссылают в Петергофский кадетский лагерь на три недели. Видимо, за слишком вольный образ мыслей. Так что, к моему великому сожалению, я не смогу присутствовать у вас на ближайших трех вечерах.
Но я не хочу терять времени. Я хотел встретиться с производителями карет для того, чтобы заказать у них подарок для моего брата. Делать что-то к определенной дате — не самое лучшее решение, но мне главное начать.
Можете переслать от меня письмо братьям Фребелиусам?»
И Саша взял карандаш, линейку, циркуль и принялся за чертеж велосипеда.
— Это тоже письмо к Ее Высочеству? — поинтересовался Зиновьев.
— Да, конечно, — вздохнул Саша.
— Вам раньше там нравилось, Александр Александрович, — заметил Зиновьев.
— В кадетском лагере?
Зиновьев кивнул.
— Может, и сейчас понравится, — сказал Саша. — Ночные посиделки у костра я люблю. Просто ломает все мои планы.
— Ночных посиделок не обещаю, там отбой в десять, — сказал Зиновьев. — Ночные маневры — да.
— Ну, это как возить саночки, но не кататься, — хмыкнул Саша. — Гитару хоть можно взять?
Зиновьев задумался, видимо, вспоминая Сашины шедевры. Ну, что там? «Мария», «Балаган», «Город золотой», «Прощальная 3» — все довольно православно, если конечно не обращать внимания на детали.
— Ладно, — подытожил Николай Васильевич. — Гитару можно.
Саша нарисовал отдельно колеса, отдельно цепную передачу, отдельно педали. Задумался насчет шин. Ни на одном местном экипаже шин не было. С чего бы? Каучук есть. Упоминался в статье о трансатлантическом телеграфном кабеле. Фирма «Макинтош» уже производит непромокаемые прорезиненные плащи. Была как-то реклама в тех же «Ведомостях». А шин нет. Может, до России не довалились?
И Саша начертил шину с камерой. Вроде, шина без камеры — это более продвинуто, но он не вполне понимал, как она устроена. Написал, что все это должно быть из резины. Нарисовал ниппель на камере и велосипедный насос.
Вспомнил про обратный клапан и нарисовал ниппель в разрезе. Вспомнил про колпачок и нарисовал колпачок с резьбой.
«Возможно, у англичан это есть, — подписал он рядом. — В крайнем случае, если это сложно, можно пока без шин. Но, если получится, думаю, и экипажам не помешает. Если дело пойдет, претендую на 50 % прибыли от продажи шин».
Саша подумал, что заявление крайне наглое, в шампунь и фонарики он все-таки вкладывался, а здесь явно не потянет. А также о том, когда именно его начнут называть Саша-50 %.
Ладно, сторгуется!
«Любезные господа! — начал Саша письмо к Фребелиусам. — Опытный экземпляр велосипеда я хочу подарить моему брату государю цесаревичу Николаю Александровичу.
Если наш опыт будет успешен, думаю, я и для себя закажу, и Володе (Великому князю Владимиру Александровичу) понравится. Мы введем моду на велосипеды, и это будет огромный челлендж для вашего бизнеса (на будущие 50 % претендую естественно)».
Саша засомневался, известен ли адресатам англицизм «челлендж», но переписывать было лень, и он оставил, как есть.
Там в будущем он уже сто лет не катался на велосипеде. Во-первых, было некогда, во-вторых, мешал значительно возросший в последние годы лишний вес. Но когда-то, во времена перестроечной юности — это было очень прикольно!
— А как насчет устава? — поинтересовался Зиновьев.
— Сейчас, сейчас, — сказал Саша.
«Во сколько может обойтись опытный образец велосипеда?» — спросил он господ Фребелиусов.
И подписался: «Великий князь Александр Александрович».
Запечатал письмо и вручил лакею.
И, наконец, со вздохом принялся за устав.
— Николай Васильевич, а Никса едет? — спросил Саша.
— Конечно.
Это несколько противоречило версии о ссылке в солдаты за невосторженность ума.
— Ему тоже надо учить устав? — поинтересовался Саша.
— Он его знает.
— Монстр! — заключил Саша.
При ближайшем рассмотрении николаевский устав производил несколько лучшее впечатление. От советского его отличала б'oльшая конкретика (вплоть до числа шагов от палатки до ружейной пирамиды) и целевая аудитория: он был написан для офицеров и посвящен обучению рекрутов. По крайней мере, первая часть.
Перестроечный устав стал предательски всплывать у Саши в памяти: некоторые определения, вроде «фланга» или «шеренги» совпадали один к одному. Зато всей этой шагистикой советский устав увлекался на порядок меньше.
И Саша подумал, как бы, отвечая текст, случайно не процитировать какое-нибудь решение съезда КПСС или ленинскую работу.
— Николай Васильевич, а у нас есть военная доктрина? — осторожно спросил он.
— Военная доктрина? — переспросил Зиновьев.
— Ну, глава в уставе, где сказано о том, когда и как мы вступаем в войны, и как предпочитаем воевать. Ну, что война — это вообще плохо, мы мирные люди, но наш броне… В общем, если вдруг на нас напали или если надо помочь кому-то. Например, венгры или поляки, или еще кто, зачем-то возмечтали о свободе, мы должны тут же исполнить свой интернациональный долг, вмешаться и вдарить так, чтобы больше ни о какой независимости и не думали. И смирно стояли в стойле.
— Какой долг? — переспросил гувернер.
— Интернациональный, — повторил Саша.
Он совершенно точно помнил, что именно с этого начинался устав образца 1990 года.
— Русская армия воюет за веру, царя и отечество, — вздохнул Зиновьев.
— Это понятно, — кивнул Саша. — А в Венгрии что делали?
— Австрийский император попросил помощи у государя Николая Павловича, вашего дедушки.
— В подавлении Венгерского восстания?
— Мятежа, — поправил Николай Васильевич.