Царь нигилистов 4
Шрифт:
Они покинули редакцию и пошли к выходу.
— На террасе у нас телескоп и метеорологические приборы, — сказал Витя. — Посмотрите?
— Конечно.
Там на колонне висел термометр с барометром, объединенные в один прибор, украшенной деревянной резьбой, рядом на столике стоял гигрометр и непонятная большая колба, заполненная некой жидкостью.
— Что это? — спросил Саша.
— Штормгласс Фицроя, — не без гордости ответил Витя.
— И как он работает?
— Там смесь нескольких веществ, — пояснил Альфонский. — Вода, спирт, камфора, индийская,
— И насколько точно? — поинтересовался Саша.
— Ну-у, — протянул Витя, — иногда работает.
— А на сколько дней вперед можно сделать прогноз?
— На сегодня-завтра, — сказал ректор.
— Можно и больше, — добавил Витя, — но нужны данные с нескольких метеостанций. Во время Крымской войны, в ноябре 1854-го, буря разбила 60 британских и французских кораблей. Тогда директор Парижской обсерватории обратился с просьбой к европейским ученым прислать ему сводки погоды за два дня перед бурей и два дня после. В итоге выяснилось, что ураган можно было предсказать заранее. И французы создали сеть метеорологических станций с обменом сведениями по телеграфу.
— А у нас первая метеорологическая станция появилась еще при Петре Первом, при Академии наук, — добавил Альфонский, — а при государе Николае Павловиче под руководством академика Адольфа Купфера стали публиковать брошюры с прогнозами.
— И уже десять лет у нас наблюдает за погодой Главная физическая лаборатория, — сказал ректор. — И второй год обмениваемся данными с французами.
— А на крыше у нас анемометр, — похвастался Витя.
Чтобы увидеть анемометр пришлось спуститься с террасы во двор. На крыше лениво поворачивался флюгер с четырьмя полусферами.
— Измеряет скорость и направление ветра, — пояснил Альфонский.
На террасе стоял телескоп. Довольно длинный, метра полтора. На деревянной треноге и с металлическим диском, подвешенным к объективу на цепочке. Саша предположил, что это противовес.
— Удастся вечером увидеть что-то интересное? — спросил он.
Витя кивнул.
— Должно быть ясно. Судя по штормглассу.
Потом пошли смотреть университет. Там, в будущем, в старом здании оставался только Институт стран Азии и Африки и факультеты журналистики, психологии и искусств, а юрфак располагался на Воробьевых горах, так что в здании на Моховой Саша был всего пару раз на каких-то мероприятиях.
Главный корпус, Аудиторный, библиотека…
Последняя полностью сгорела в 1812. Из 20 тысяч томов осталось 63, которые смогли вывести в Нижний Новгород.
Круглая, под куполом с высокими двойными окнами, с бесконечными шкафами книг по периметру.
Да, фонды восстановлены и удвоены.
Длинные дубовые столы с канделябрами. Белые стеариновые свечи. Саша смутно помнил, что в его время здесь были настольные лампы.
Классические барельефы, лестница с балюстрадой и тонкими розовыми колоннами в Главном корпусе. Большой зал с роскошной
Сашу часто узнавали и почтительно кланялись, а он кивал и отвечал улыбкой.
Аудитории с длинными лавками, но амфитеатром только одна — физическая. Остальные плоские, как школьные классы. Зато с балконом, как в театре.
Саша сел за парту.
— Устали, Ваше Высочество? — спросил Альфонский.
— Нисколько, ещё пол-Москвы пройду. Герцен писал, что мечтает увидеть цесаревича на лавках московского университета. И вот меня уже можно тут наблюдать. Осталось затащить Никсу.
— Вам у нас нравится?
— Очень, — улыбнулся Саша. — Только пол надо поднять, а то с задних парт, наверное, плохо видно доску.
— Это довольно сложно, — заметил Альфонский.
— Да, ладно. Понимаю, что не до того. Зато пилястры, лепнина, романские окна, много света. В общем, здорово. Хотя и жестковато. Плохо, что табаком воняет.
— Курить запрещено, за курение карцер, — попытался оправдался ректор.
— Карцер, видимо, не панацея, — заметил Саша. — Мне кажется, штрафы эффективнее.
— Они и так многие без гроша в кармане.
— Есть на табак — значит, не без гроша. И, наверное, должна быть курилка, на первое время, даже дедушка это позволял. А то они взвоют, с наркотика просто так не слезешь. Но, чтобы в коридорах, аудиториях и столовой не курили. Кстати, а где у вас столовая?
— Можно поужинать у меня.
— Не в том дело, — усмехнулся Саша. — Просто хочу посмотреть на столовую.
— Хорошо, — вздохнул Альфонский.
Столовая располагалось на первом этаже главного корпуса и представляла собой великолепное помещение в классическом стиле. Роспись стен с завитками, вазами и портретом Ломоносова, сводчатый потолок с плафоном: голубое небо с нежными облаками; хрустальные люстры, тяжелые плюшевые шторы и жатый шелк занавесок между ними. Наборный паркет с многолучевой звездой в центре зала.
В общем, дворец науки.
Саша с ректором и его сыном сели за длинный стол, покрытой белой скатертью. И на кухне всполошился буфетчик и забегали слуги.
Что-то очень они забегали…
В столовой были посетители.
Рядом с Сашиным столом тут же выстроилась небольшая очередь желающих представиться.
Первым оказался студент лет двадцати, стройный, с тонкими чертами лица и высоким лбом.
— Мамонтов Анатолий, Ваше Императорское Высочество, — назвался он, — Физико-математический факультет, естественное отделение.
— Вы не родственник купца Мамонтова? — поинтересовался Саша.
— Я его сын, — улыбнулся Анатолий.
— Счастлив познакомиться, — сказал Саша. — Перебирайтесь к нам.
И он величественным (как ему показалось) жестом указал на место напротив.
Мамонтов радостно послушался.
— Александр Столетов, — представился следующий.
— Физический факультет, — предположил Саша.
— Физико-математический, — кивнул Столетов, — но изучаю физику.
— И обязательно прославитесь, — пообещал Саша. — Садитесь с нами.