Царевна-Лягушка

Часть первая.

1.

Положение было архисложным. К вечеру к ляхам подошла чудь со жмудью - всего до ста человек, а к утру с юга задымили костры галичан. Мы кисло глядели на них с острожных стен.

– Полсотни будет, - пробормотал князь Василий Иванович, почесывая затылок.

– А всего две сотни, и это без хевсур с мегрелами, - добавил князь Петр Иванович.

– Чевой-то их нет, - посмотрел на юг Иван VII Степанович из-под руки.
– Может, чего придумали? Ударят в спину в самый момент.

– Ударят...
– вздохнул я.
– На это они мастера.

– Надо Чуба Рыжего навстречу послать, он их уломает, - сказал князь Василий.

–

В прошлый раз грузин, действительно, не хватило. Легко порубив чудь со жмудью, дружина князя Петра схватилась с дружиной князя Василия за чудные обозы, и моей дружине пришлось их разнимать. В результате такого дефолта обозы достались смердам, собравшимся поглазеть на битву со всей округи. Маркитантки же и прочие нужные женщины, бывшие при обозах, достались опоздавшим грузинам, ударившим в самое ядро нашей распоясавшейся междоусобицы. Однако грузинам не повезло - пленных взяли неразборчиво, и уже после того, как по всему свету ими были отправлены вести о невероятной победе грузинского оружия над заклятым врагом прогрессивной Европы, оставшийся неприкосновенным Иван VII Степанович обнаружил, что любовь его, Шемахинская царица, пленена горцами. Не став выяснять, что привело царицу в обоз чуди (ясно что - бусами да платьями шелковыми купилась), он тут же собрал в кулак оставшихся в живых подданных, жен их, и детей малых, бросился в погоню. И скоро, под самой Рязанью, на реке Вожа, наголову разбил все еще ликовавшего агрессора.

И вот, через год Иван VII Степанович, умудренный опытом, решил рискнуть, то есть дождаться грузин и разбить их вместе с чудью, эстами и прочими шведами, разбить раз и навсегда, чтобы раз и навсегда сделать их данниками своей стороны...

Вообще, наш папаша - это нечто. Это, можно сказать, явление природы человеческой. В прошлом еще веке он остроумно приватизировал несколько винокурен и сеть сахарных заводов, обеспечив этим свою семью, то есть нас с братьями и маменьку, по крайней мере, до середины следующего века. Все это, конечно, было бы хорошо, если бы он не был, мягко говоря, деспотом, а по-русски - самодуром, и не заставлял меня с братьями отрабатывать каждую новую тачку или поездку на тот свет, то есть во Флориду или Сан-Франциско.

А эти вывихи? Дожив до шестидесяти лет, наш папуля выбросил в окно все свои фраки и удобную итальянскую обувь (ее было пар сто) и ходит теперь в кольчуге и лаптях. И где, вы думаете, ходит? В деревне! После того, как свет стал подтрунивать над тем, что он является на рауты и приемы с мечом-кладенцом да луком со стрелами, он по дешевке купил в дальнем болотистом Подмосковье поместье в тьму гектаров, построил деревеньку Александрова слобода (помните подмосковную Александрову слободу Ивана IV Васильевича Грозного, столицу опричины?), окружил ее частоколом и с подачи одного штатного остроумца, а попросту шута, стал называть себя Иваном VII Степановичем! Ладно бы только это, он же еще меня с братьями Василием и Петром заставил при себе жить, и не только жить, но и говорить, если по-древнерусски, то не по-современному.

Как заставил? Да очень просто. Обозвал сукиными детьми (маменька от него давно ушла, вытребовав себе в суде десятину), постучал пальцем по столу, и приказал.

Вася, старший брат и потому цесаревич (ему на прошлой неделе стукнуло тридцать один) сразу согласился на сельское существование, потому что человек он особенный - в руках у него все горит. Так, после последнего сгоревшего дела (оно обошлось семье в кругленькую сумму) папенька настрого запретил ему заниматься свободным предпринимательством, отнял паспорта с удостоверениями и всю оставшуюся жизнь приказал держаться в поле родительского зрения. Так что Васеньке, агрохимику по образованию, пришлось сменить банковские нарукавники на сачок и папку для гербариев, любимые им в детстве. Папеньке это движение к корням понравилось, и он приказал сыну восстановить в поместье растительный и живой мир времен Ивана VI, то есть, чтобы на место осоки наизлейшим сорняком вернулась исконно русская трава-мурава, и на кухне чтобы тараканы в кулак бегали, а не теперешняя досадная мелочь.

Петеньке, среднему брату (ему двадцать восемь), тоже некуда было деваться, он ведь у нас за Достоевского косит, то есть играет в азартные игры с молодых ногтей. Папенька его любит за внешнюю с ним схожесть, невредный и молчаливый нрав и потому, когда общий проигрыш Петра составил миллион в твердой валюте, разрешил ему перед пострижением в монахи удвоить эту сумму. Петр монахом быть не хотел, и на проигрыш следующего миллиона у него ушло втрое больше времени, чем на первый.

К этому времени плод папенькиного маразма, то есть средневековой удел, расцвел, как в политическом (наехали к нему с аналогичным диагнозом "шизо-паранойя" из всей России, СНГ и даже из Шаолиня один монах итальянской национальности затесался), так и сельскохозяйственном отношениях (чего-чего, а пахать Иван VII Степанович заставить может кого угодно, сам З. у него косую десятину сохой вспахал практически добровольно), и папенька приказал Петеньке-Достоевскому не стричься, а стать его летописцем.

Ну а меня, хоть я и великий князь, Ванюшей зовут, мне двадцать пять - как вы уже, наверное, догадались, папенька, женившись, приказал матушке рожать каждые три года, и она не могла ослушаться. До меня не могла, потому что, вскормив и поставив на ноги вашего покорного слугу, занялась на бумажке математикой. Когда у нее получилось, что до климакса еще пять раз рожать, она поцеловала мою розовенькую ступню, поплакала малодушно и ушла жить подальше, то есть за бугор к подруге Варе в Форт-Морган, штат Колорадо. Папенька, конечно, сильно осерчал от этого не сермяжного демографического поступка, но страдал недолго - забот у него по уделу было много, в том числе и по части красных девиц.

Меня папенька в деревне удержал, потому как в большинстве приличных населенных пунктов мне пока появляться нельзя. Почему? Да просто по женской части я недалеко от родителя упал, да-с упал. И по такой наследственности попав в беспутную струю, в Питере успешно спорил на жену депутата A., слывшего счастливчиком в области семейных отношений, в Москве - на дочку B., спрятанную под семью замками, в Париже - на известную девственницу C., в Ванкувере на D., влиятельную политическую деятельницу по части абсолютной легализации лесбиянства. И так далее. То есть до Z - Zu-Zu, - до любимой племянницы вождя нецивилизованного африканского племени, до сих пор не изжившего в своей стране банальное людоедство. Кстати, из-за этого троглодитского пристрастия мне пришлось семнадцать минут посидеть в подсоленной воде, то есть в подогревающемся котле в обществе очищенных бататов и прочей африканской кулинарной экзотики. Из горшка мне удалось бежать с помощью женской части населения, но впоследствии освирепевший вождь связался по Интернету со всеми упомянутыми буквами латинского алфавита, и они быстренько организовали международное общество, целью которого объявили лишение меня половых органов посредством хирургической кастрации.

Житье в деревне с канализацией, Интернетом и централизованным отоплением было бы штукой сносной, если бы не эти набеги. Прямо беда с ними. То татары с востока налетят, то тевтоны с запада, то турки с юга, то служивые из Москвы с разными каверзными вопросами насчет суверенитета, объявленного папаней после более чем неофициальной встречи с некогда самодержцем всея Руси Борисом Николаевичем Ельциным.

Служивые-то ничего, русские ведь люди (другие к нам ехать отказываются, вплоть до подачи заявления по собственному желанию). Папенька с ними сам в погребе винном разбирался да в баньке, а вот от татар, тевтонов, да турок, мы с братьями отбивались (у нас, как у царевичей, по дружине на каждого). Позапрошлой зимой, когда тевтоны пришли, на льду с ними разбирались. Они, все как один, в рыцарских доспехах, так что загнали мы их на лед (слава богу, озеро у нас под боком), а дальше они уже сами. Когда последний утонул, пошли в острог вина за упокой немчуры попить, и тут они нам дали.

Да, этот западный прогресс - штука серьезная... Вечно, он нам, русским, поперек выходит. При чем тут прогресс?
– спросите? Да при том. Александр-то Невский с ливонскими немцами противоборствовал, а те в обычных рыцарских доспехах воевали. А у наших тевтонов - немцы, они и есть немцы - доспехи были герметичными как та еще подводная лодка, потому как не поскупились на консультанта по истории германо-русских отношений. Так что выждали они, в перископы глядючи, как мы в кабак направились победу праздновать, и вдарили нам в спину. Вдарили, и на наших плечах в острог ворвались. Сначала мы горевали, а потом мне пришла в голову кутузовская тактическая идея, и мы ее, ликуя воплотили, быстренько острог свой дотла спалив. Палили, а в мыслях уже на свободе витали. Кто где, а лично я над хижиной Zu-Zu воображением парил, посадочную площадку высматривая.