Царевна-Лягушка
Шрифт:
– Ну что жена, давай, что ли знакомиться! Расскажи о себе - надо же как-то нам жить, а то сбегу или в санузле повешусь.
– Мне кажется, Ваня, нам необходимо оговорить принципы нашего с вами мирного сосуществования...
– сказала она высокомерным духом, да так мелодично и правильно, что мне захотелось удостовериться, что передо мной по-прежнему лягушка, а не приятная во всех отношениях женщина. А она, как мысли мои прочитала, перепончатую лапку из-под столешницы вынула, и игриво так пальчиками мне помахала. От этого у меня в голове все перемешалось, и я неожиданно вспомнил, что лягушек, собственно, едят.
– Нет жены. Кончилась.
И Петя мне непременно подыграет, переиначив знаменитые слова из "Кавказской пленницы":
– Выпрыгнула в пропасть?
– и все, даже Шемахинская царица, юмора нашего часто не разумеющая, рассмеются. Инцидент будет исчерпан, и, в худшем случае, папаня опять поведет всех на Кулички смотреть вторую мою попытку. Нет, он точно скушает то, что я жену скушаю. Ведь человек он хоть и сумасшедший, но умный, и понимает, что если человек женит своего сына на лягушке, то это отнюдь не означает, что тот не может есть то, что хочется.
Лягушка, похоже, и в самом деле, мысли так или иначе читала, потому что стать ее нарушилась и стала не горделивой, а что ни на есть испуганной, как у Карениной перед звенящими от приближающегося поезда рельсами. Я ее понял - время сейчас такое, сейчас долго не думают, потому как все знают - если ты в одежде или без нее, то ты человек, а если в шкуре или без нее - то мясо. И потому каждый сможет без труда переиначить известную кровожадную пословицу "Есть человек - есть проблема, нет человека - нет проблемы" в весьма, на мой взгляд, остроумное высказывание "Есть лягушка, есть проблема. Съел лягушку - съел проблему".
– Да не бойся, кисонька, это же как последнее средство...
– сказал я ласково, естественно, улыбаясь своему остроумию.
– Что как последнее средство?
– Французская кухня. Не буду я тебя есть, пока крупно передо мною не провинишься.
– Да я не из-за того, Ванечка, в лице переменилась, что ты придумал меня съесть в шутку. А из-за того, что предчувствие в сердце неожиданно образовалось...
– Предчувствие? Какое?
– Что тяжело нам с тобой жить будет...
– Это предчувствие у меня появилось, как только я визуально тебя исследовал. Да ну ладно с предчувствиями, нервов на них не напасешься... Расскажи, наконец, о себе. С какой такой планеты сюда упала? И как там все устроено в смысле интима супружеской жизни?
– Никакая, Ваня, я не инопланетянка, а коренная москвичка, но родилась за рубежом, во Франции, которая, в сущности, и есть другая планета. Отец назвал меня Василисой, но это имя мне никогда не нравилось, есть в нем что-то от кота Васьки с лисой Алисой. Потому лет с пяти я стала требовать, чтобы меня называли Викой.
Неожиданно я представил любимую курящей в лягушачьей своей коже и улыбнулся.
– Ты чего смеешься?
– спросила она.
– Да так...
– Представил меня курящей в лягушачьей шкурке?
– Да.
Она расплакалась:
– На тебя бы ее надеть...
– Я согласен, лишь бы на тебе ее не было.
Она вытерла слезы.
– Слушай, - начал я, сочувственно помолчав, - объясни, наконец, почему ты в...
– Почему я в коже такой?
– Да. В таком, как сейчас говорят, прикиде. Расскажи.
– Твой отец ведь чудик?
– Еще какой.
– Мой такой же точно...
– Шизофреник?
– И шизофреник, и еще там что-то. Короче, полный психиатрический букет в одном флаконе. Он меня невзлюбил с самого детства, с той самой поры, когда я отказалась Василисой называться. Он - известный ученый, академик многих чужеземных академий, и так получилось, что я пошла по его стопам, хотя хотела стать зоологом по части земноводных. Кончила МГУ, потом стала заниматься проблемами отца. Он к этому времени уже окончательно...
– Шизанулся?
– Да... И на чем ты думаешь? На идее профессора Сальваторе из "Человека-амфибии", то есть задумал людей в океан переселить...
– В наши дни эта идея не кажется шизофреничной. Я где-то читал, что через сто лет на земле от всемирного потепления будет жить несладко...
– И он об этом... Послушай, - застенчиво глядя, проговорила лягушка-Вика, - я есть хочу. Несколько дней не ела...
– И мухи во рту не было?
– Да...
– улыбнулась.
– У нас тут еда преимущественно древнерусская, - вздохнул я.
– Репа пареная, полба, сбитень... А насекомых совсем нет.
– Каких насекомых?
– Ну, ты, наверное, их ешь? Стрекоз, жучков всяких? Или сырую рыбу, как в океане?
– Шутишь...
– догадалась она и сглотнула слюну: - А колбасы копченой нет?
– Есть одна, - не смог я не улыбнуться скабрезно.
– Нет, спасибо, я еще не готова.
– А как насчет осетринки?
– Давай!
– хлопнула в перепончатые ладошки.
Я позвонил Соломону и попросил в счет будущего похода на Хозарею в пять минут доставить осетрины и вообще, всего того, что любят проголодавшиеся девушки. Через семь минут к нам постучались. Чернец Варрава принес корзинку, салфеткой вышитой прикрытую, и удалился, с трудом оторвав глаза от женщины-лягушки.
Вика взяла корзинку и удалилась на кухню, попросив меня не тревожить ее минут пятнадцать. Выждав некоторое время, я осторожно посмотрел в коридорчик, ведший к кухне, и сквозь полупрозрачную дверь последней увидел, что ест моя жена на полу, ест в обычной лягушачьей позе. Когда она вернулась в спальню и села передо мной, я, естественно, не смог не спросить каким это образом ей удается выводить из себя продукты пищеварения.
– Увидишь, - сказала она.
– Ну, естественно, не продукты а...
– Понял. А все остальное?
– Выслушаешь - узнаешь. А сейчас скажу одно - под шкуркой красавица я, как говориться, писанная.
– После этого заявления мне трудно будет слушать тебя внимательно. Может взять ножнички, чик-чик, и ну ее, эту шкурку, в микроволновку?
– Придет и этому время... На чем я закончила свой рассказ?
– Папенька тебе свои научные дела передал.
– Да, папуля отдал мне свои научные материалы, плод многолетних исследований. Постепенно я ими заинтересовалась, и со временем мне удалось сделать то, что ему не удавалось...