Царевна Софья и Петр. Драма Софии
Шрифт:
Когда Голицын был выслан, боярин Леонтий Романович Неплюев, воевода севский, приведен был к ступеням и осужден на пожизненную ссылку в Пустозерск — город, лежащий гораздо севернее Каргополя, причем ему было заявлено, что так как он покушался лишить царя власти, то подвергается вечной немилости, имения же его конфискуются.
Венедикту Андреевичу Змиеву приказано, впредь до следующего повеления, жить в своих имениях. Косагов был лишен всех должностей и также осужден жить в своих поместьях. Дворецкий Толочанов назначен был на всю жизнь воеводой в Переяславль, — город неподалеку от Киева, на Днепре, а великий казначей (Ржевский) послан воеводой в Новобогородицк на реке Самаре.
На другой день Федьке отрубили голову на плахе. Ту же казнь потерпели и два стрельца, которые должны были быть исполнителями покушения. Полковник, которому предназначено было предводительствовать отрядом убийц, был высечен кнутом, после чего ему отрезали язык и сослали на всю жизнь в Сибирь, причем дали на пропитание по одному су в день. Остальным пятерым стрельцам также отрезаны были языки, и они сосланы были в Сибирь добывать соболей.
Когда окончились эти экзекуции, царь Пётр велел известить об этом царевну, приказывая ей оставить дворец и удалиться
220
Новодевичий монастырь не был построен Софьей, но возведённая при ней трапезная и заложенная величественная колокольня оправдывают ошибку Нёвилля.
221
Эта фантазия призвана развлечь западного читателя.
Через два дня после этого царь Пётр возвратился в Москву и въехал в столицу верхом, причем ничего замечательного не было, кроме того, что восемнадцать тысяч вооруженных стрельцов находились при царе. Через четверть часа после этого прибыли в коляске супруга и мать царя, и все поехали прямо во дворец. Царь Иоанн встретил брата на дворцовом крыльце; они обнялись. Пётр просил Иоанна быть ему другом, и тот, который говорил за Иоанна, уверил Петра в его дружбе к нему. Затем цари удалились в свои покои, и с тех пор упоминали об Иоанне только в заголовках государственных актов.
Так кончилось правление царевны Софии, несколько лет бывшей повелительницей обширного государства Московского. Увлекаемая безмерным честолюбием, она хотела захватить в свои руки неограниченную власть, данную ей от имени братьев, и остаться навсегда независимой и самовластной, но кончила падением и заключением на всю жизнь в монастыре, с 800 монахинями, которых она нарочно вызвала из Киева, с намерением приобрести как можно больше приверженниц и в надежде, что они будут скорее блюсти интересы ее, нежели брата Петра, подданными которого они сделались только в 1666 году, когда палатинат и город Киев поляки уступили москвитянам. Но таковыми они оказались только по имени [222] .
222
Автор выражает реваншистские настроения польского двора, не смирившегося с потерей Киева (временно по Андрусовскому перемирию 1667 г., окончательно по Вечному миру 1686 г.), добровольно перешедшего в русское подданство в 1654 г.
ПРИЧИНЫ СМЯТЕНИЙ
После подробного изложения московских событий необходимо объяснить, что смятения, как происшедшие уже в этом государстве, так и те, которые впредь могут произойти, есть следствие козней царевны Софии, ум и дарования которой нисколько не походят на ее наружный вид, ибо она очень безобразна, необыкновенно толста, с головой огромной, как подушка; на лице у нее волосы, на ногах наросты, и ей теперь, по крайней мере, сорок лет [223] .
223
Нёвилль не видел Софью, и карикатурное описание внешности царевны со слов её врагов это отлично подтверждает. Современные портреты рисуют её вполне привлекательной и вовсе по московским меркам не толстой.
Но насколько стан её толст, короток и груб, настолько, напротив, тонок и проницателен ум; и хотя она никогда не читала и не изучала Макиавеля [224] , но по природе знает его принципы и особенно то, что нет ничего, никакого преступления, которого нельзя было бы предпринять, раз дело идет о получении власти. Если бы она довольствовалась управлением государства и не пыталась бы избавиться от своего брата, то нет сомнения, что никто не возымел бы смелости образовать против нее партию в пользу брата Петра [225] .
224
Никколо ди Бернардо Макиавелли (1469–1527), автор трактатов об искусстве власти и дипломатии, из которых усваивалась обычно мысль, что сила выше закона, а власть выше морали; на Руси его сочинения были в XVII в. известны.
225
Наивное рассуждение (ведь приверженцам «партии Петра» тоже хотелось власти!) отражает значение устроенной «петровцами» провокации со «всполохом» в Кремле: именно она позволила легко свергнуть царевну, запятнанную ложным, но крайне опасным в глазах россиян обвинением в подготовке братоубийства.
При конце жизни царя Феодора, предвидя, что он, при болезненном своем состоянии, недолго проживет, Софья, обладая вышеназванными качествами, решилась оставить свой монастырь, несмотря на строгий обычай, согласно которому все члены царского семейства женского пола обязаны проводить жизнь в монастыре в безбрачном состоянии [226] .
Для этой цели она начала оказывать необыкновенную любовь и нежность к своему брату и сочувствие к его страданиям и начала скорбеть о своем несчастье, что она не может видеть столь нежно любимого брата и не может сама предложить ему всех тех услуг, какие можно оказать человеку, в здоровье которого мы заинтересованы. Во время приступов болезни Софья беспрестанно посылала спрашивать о нем, не пропуская ни одного случая, где бы она могла выразить свои чувства по отношению к нему и глубокую печаль о том, что она лишена возможности оказывать ему услуги, как любимому человеку [227] .
226
На самом деле Софья жила в кремлевском дворце, вместе с тетками и сестрами. Царевен династии Романовых никто, до Петра, не принуждал жить в монастыре.
227
Софья беспрепятственно ухаживала за братом во время приступов его болезни.
Подготовив такими средствами умы к своим замыслам, она оставила монастырь под предлогом, что хочет ходить за своим больным братом и сделать все возможное, чтобы облегчить его муки; и она исполнила это, никого почти не допуская к нему, находясь беспрестанно при нем и давая ему сама все лекарства [228] . Умная принцесса предвидела, что чем больше она сделает для него, тем больше приобретет любви со стороны его и уважения со стороны всех других.
Она внушила, таким образом, благоприятное о себе мнение знатным, с которыми была крайне любезна и предупредительна [229] , и расположила к себе народ своей ласковостью, стараясь, чтобы те и другие остались довольными её поведением и без неудовольствия смотрели бы на то, чего им до сих пор не приходилось видеть [230] .
228
Это было бы разумной осторожностью; по крайней мере, глава «петровской партии» боярин А.С. Матвеев был удалён в поста главы Аптекарского приказа и заменён безукоризненной честности боярином Никитой Ивановичем Одоевским сразу по воцарении Фёдора Алексеевича, в начале февраля 1676 г., за несколько месяцев до опалы. Однако враги Фёдора могли подкупить фармацевтов и докторов, которых весной 1682 г. восставший народ обвинил в отравлении царя.
229
Со знатью Софья и так прекрасно общалась во дворце. Дамы и девы аристократических семей постоянно присутствовали на женской половине дворца. Мужчины, разумеется, старшего возраста (как тогда говорили, «старые бояре»), столь же часто посещали царские покои, куда сестры государя были вхожи. Из молодых людей вокруг Фёдора всегда были его комнатные стольники, спальники, кравчий, чашник и т.п. Немало во дворце было и семейных праздников, причём высшая аристократия участвовала в них почти как члены семьи. Наконец, царская фамилия совершала довольно весёлые путешествия вокруг Москвы, а летом жила на свободе в дворцовых селах, где царевны общались со знатью без особых церемоний. Однако за нравственностью царевен следило слишком много глаз, и им на роду было написано сохранять девичество, не выходя замуж.
230
В XIX в. выдающийся историк Москвы И.Е. Забелин в книге «Домашний быт русских цариц» показал, что «теремное заточение» русских цариц и царевен — не обычай, а частный случай при дворе. Оно началось после женитьбы Алексея Михайловича и кончилось с его вторым браком (с Наталией Кирилловной Нарышкиной), когда царица и царевны вновь смогли показываться на публике. Но легенда о «невиданной» публичности Софьи доселе продолжает пересказываться.
Казалось, что она могла удовольствоваться успехом своего выхода из монастыря, но так как она имела намерение более туда не возвращаться, то справедливо рассудила, что единственный способ избавиться от опасения быть когда-нибудь снова водворенной в монастырь был — стать полной повелительницей государства [231] .
Такие замыслы не могли иметь успеха без поддержки большой партии. Она решилась образовать таковую и, взвесив достоинства окружавших её, не нашла более способного стать во главе этой партии, чем князя Голицына. Он был человек великих достоинств и происходил, бесспорно, от последнего литовского герцога из рода Ягеллонов [232] . Царедворцы были сперва очень довольны выбором его, думая, что он будет только по имени министр и что все они разделят власть с ним [233] .
231
Этот противоречащий фактам «мотив» вступления в политическую жизнь царевны, которую до победы нарушивших традицию «петровцев» никто и не думал держать в монастыре, до сих пор широко используют псевдоисторики.
232
Князья Голицыны были Гедиминовичами, не хуже Ягеллонов, а канцлер вдобавок возводил свой род через полоцких князей к Рюрику.
233
Мысль допустить равного к более высокой власти аристократам не приходила в голову. Сам будущий канцлер 16 лет прослужил в стольниках, дожидаясь освобождения места в Боярской думе, где представитель его рода уже был; а усиление одной фамилии сравнительно с другими встречало сильнейшее противодействие.
Голицын, обладая один большим умом, нежели все москвитяне вместе, без труда поддерживал в них такое мнение во все царствование Феодора. Неожиданная смерть последнего дала случай Хованскому, смелому, могущественному вельможе и непримиримому врагу Голицына, произвести возмущение и погубить всех знатных, которые могли противиться ему в намерениях его завладеть в свою пользу престолом, под предлогом мщения за смерть царя, будто бы отравленного, и наказания виновных. Но, будучи уже вполне уверенным в том, что престол достанется ему, Хованский, как видно в главе о 1682 годе, был, несмотря на то что ему некого было страшиться, наказан за свою дерзость и жестокости.