Цари. Романовы. История династии
Шрифт:
Государь дал возможность Горчакову поискать компромисс. Прошли конференции послов европейских держав в Лондоне и Стамбуле. Послы потребовали от султана положить конец зверствам, незамедлительно провести реформы в славянских провинциях. Но, как и предполагал царь, Англия повела двойную игру. Английский премьер Дизраэли тайно поддержал Порту и советовал туркам быть несговорчивыми. И Порта гордо отклонила требования послов.
Так Дизраэли приблизил желанную царем войну.
Но, готовясь к войне, следовало успокоить могущественную Англию. Через дочь – герцогиню Эдинбургскую –
Об Индии он, конечно же, не думал. Но Константинополь… Эта вековечная мечта русских государей – не только освободить от турок славянские народы, но создать великую славянскую империю. Его великая прабабка Екатерина II назвала его дядю Константином в мечте, что тот станет первым императором возрожденной Византии. И Константинополь сбросит с себя это чужое имя – Стамбул. С тех пор многочисленные Константины в романовской династии были напоминанием об этой мечте – возрожденной Византии. И крест с мозаикой великого храма Константинополя лежал в гробе отца.
И Александр решился – воевать. Но пока вслед за министрами он выступает… противником войны! Как бывало во время принятия ответственных решений, он хочет, чтоб его уговаривали. И военный министр Милютин записывает антивоенные речи царя:
«Я не менее других сочувствую несчастным христианам Турции, но ставлю выше всего интересы нашей страны. Мы не можем втянуться в европейскую войну». Но в конце государь добавил фразу, которую внес в дневник военный министр, уже начинавший понимать тайное: «Но если нас заставят воевать, мы будем воевать».
Уже осенью того же 1876 года царь созвал всех министров в Ливадии. И министры с изумлением услышали решительные речи… наследника, призвавшего начать войну.
При прежних царях наследники, как правило, хранили молчание. Это была традиция. Ни Елизавета, ни Екатерина II, ни Павел I, ни Александр I, а тем более его отец никогда не интересовались мнением наследников. Послушный «бульдожка» Саша, участвовавший во всех заседаниях Комитета министров и Государственного Совета, всегда хранил молчание. И вдруг так решительно выступил! Но Александр сделал удивительно мягкий выговор наследнику за резкость суждений. Царь отметил, будто к слову, что императрица держится таких же взглядов… и общество тоже. Так что он, пожалуй, против своей воли… возможно будет вынужден уступить!
И министры, наконец, поняли истинное желание монарха. Это была – война!
Царь действовал по-восточному. Уже вскоре старый вояка генерал Черняев оказался в Сербии и встал во главе сербского ополчения. («Конечно же, совершенно неожиданно для Петербурга и по собственному почину», – именно так объявил император.) Но вслед за этим царь приказал заявить державам, что давление общественного мнения не дает ему возможности сдержать поток русских добровольцев на Балканы. И он вынужден разрешить своим офицерам уходить в отставку и уезжать в Сербию… Военный министр Милютин запишет, «что Государь действует двойственно».
По
Три с половиной тысячи русских волонтеров пересекли границу. Семьсот русских офицеров и две тысячи солдат оказались в ополчении Черняева.
Именно в это время Достоевский, славивший войну за освобождение славян, получил письмо.
Корреспондентка писала: «И вот кончилась мнимая рознь народа и интеллигенции… Среди приготовлений к войне за освобождение братьев-славян состоялось святое торжество примирения».
Это написала молодая женщина, народница Александра Корба, будущая участница покушений на царя. Написала, отправляясь на войну санитаркой, – помогать восставшим славянам.
Но турки оказались сильнее – армия Черняева потерпела сокрушительное поражение. Только ультиматум Александра остановил разгром славянских княжеств и готовившуюся резню.
Теперь было самое время для царя поддержать разбитых братьев-славян.
И все понявший военный министр Милютин запишет в дневнике о «нетерпении государя скорее взяться за оружие».
Наступил этот долгожданный в России день – 12 апреля 1877 года: Александр объявил войну Турецкой империи.
Что творилось! Какой восторг общества! В Москве, когда он ехал в Кремль, в Успенский собор, все главные улицы были заполнены ликующими людьми. Крики «ура», овации. На Соборной площади в Кремле – неописуемое зрелище… люди истерически хлопали, бросались друг другу на шею, рыдали… Россия переживала миг всеобщего единения – второй и последний «медовый месяц» любви Государя и Народа. И государь вспомнил дни отмены крепостного права. Тут бы ему вспомнить, что было после — вспомнить, как быстро проходит народная любовь. Но тогда…
К восторгу народа, царь отправился на войну. Но решил действовать, как когда-то его дядя Александр I против Бонапарта. Царь должен быть судьей, разбирателем споров, но ни в коем случае не главнокомандующим… Ответственность за боевые действия и кровь должен нести другой. Царь должен быть безгрешен.
На фронте он будет посещать госпитали, участвовать в обсуждении операций, разрешать споры, но главнокомандующим во главе двухсоттысячной Дунайской армии он поставил великого князя Николая Николаевича.