Царица Аттолии
Шрифт:
У халдея не было возможности задавать вопросы ни при смене лошадей, ни, тем более, в тряской колеснице.
— Мы отдохнем, а затем поедем дальше, — сказал Евгенидис, указывая на стол под деревом во дворе гостиницы.
Халдей с удовольствием, но медленно перешел в тень.
— Устали? — спросил Вор.
— Постарел, — ответил халдей. — Я стал слишком стар, чтобы убегать из дома из-за коварства человека, которого я считал своим другом.
Евгенидис остановился, чтобы посмотреть через плечо.
— А кто сказал Сунису, что пришла пора взять Эддис? Кто предложил ему объединиться
— Это правда, — печально признал халдей.
— Вы заслужили, чтобы я притащил вас в Эддис и запер в тюрьме на следующие лет эдак пятьдесят.
Халдей опустился на скамью и уронил голову на руки.
— Для истории не важно, проведу ли я остаток жизни в Эддисе в комфорте или в тюрьме.
— Если вы заботитесь только об историческом значении своих поступков, вы могли бы остаться дожидаться царских телохранителей в собственной постели.
Конечно, халдей был настроен спасти свою шкуру, но он помнил, что на кону стоят судьбы государств.
— Евгенидис, если Сунис возьмет под контроль Эддис, он сможет остановить мидийскую экспансию, а если в Аттолии когда-нибудь вспыхнет гражданская война, то и вовсе изгонит мидян с нашего берега. Если он не сможет объединить хотя бы Сунис и Эддис, все три страны буду разъединены и проглочены в мгновение ока. Даже ты это понимаешь.
— Прежде всего я вижу, — сказал Евгенидис, — что вы всегда готовы бросить чужую страну псам на растерзание. У меня нет ни малейшего желания стать мидийским рабом, но и сунийская оккупация мне тоже не нужна. Так что вам не стоит переживать из-за моей политической наивности. К вашему сведению, я легко мог бы перерезать горло Сунису, пока он спит, но его наследник вряд ли готов принять царство, и мы не можем провоцировать мидян гражданской войной в Сунисе. Наши лошади готовы.
Подхватив лежавшую на столе сумку, он опустил в нее несколько небольших буханок хлеба, а затем двинулся через двор к колеснице.
— Ген, — позвал его халдей, по-прежнему сидя на скамейке.
Евгенидис ждал, глядя на него через плечо.
— Ты стал таким безжалостным, — сказал халдей.
— Да.
Если халдей был удивлен, когда они свернули с главной дороги и помчались по проселку, у него не хватило дыхания задавать вопросы. Он подождал, когда лошади пошли медленнее, а потом совсем остановились на повороте пустой дороги.
— Куда мы едем?
— Вы поживете в уютном охотничьем домике на прибрежной стороне перевала. А я, как всем известно, не покидал своей комнаты в течение нескольких недель, поэтому мне не стоит показываться на перевале в вашем обществе, да еще и верхом. Я пройду отсюда до дороги в Остер, а затем незаметно доберусь до столицы вместе с паломниками.
— А если заметят и узнают меня, это тебя не беспокоит?
— Я надеюсь, что вас не увидят, а если увидят, то не узнают. Я намного заметнее вас, так что не будем полагаться на удачу и разойдемся сейчас.
Халдей посмотрел на горы, потом снова на Евгенидиса.
— Я смог спуститься вниз, — сказал Вор. — Теперь проверим, как у меня получится подняться вверх.
— Но должен быть более простой способ, — сказал халдей. — Хотя я не буду слишком переживать, если ты свалишься со скалы и разобьешься в лепешку, — добавил он.
Евгенидис насмешливо улыбнулся, это была первая искренняя улыбка за весь день.
— Есть множество простых способов, но они не помогут мне оказаться дома в назначенный срок. Наслаждайтесь отдыхом. Вас будут охранять, но солдатам приказали быть гостеприимными без членовредительства. Вы наш почетный гость, — сообщил Евгенидис, отходя от колесницы и кивая вознице.
— Как долго? — спросил халдей, когда колесница стала разворачиваться на узкой дороге.
Евгенидис пожал плечами, когда лошади рванулись с места в карьер.
Узнав, что корабли Суниса потоплены в собственной гавани, Аттолия первым делом послала за своим старшим шпионом. Ходили слухи, что диверсию осуществили несколько человек, одетых моряками и вернувшихся на свои корабли, чтобы отпустить на праздник несущих вахту офицеров. Они легко взошли на борт, и никто не смог ограничить их доступ к пороховым погребам. Тем не менее, царица желала как можно подробнее узнать о диверсантах. Не было ли среди них однорукого?
— Он не выходил из своей комнаты, Ваше Величество.
— У него есть слуги, которые приносят ему еду, помогают одеваться утром, забирают грязное белье, выносят ночной горшок? Кто-нибудь из них получает от тебя жалование? Есть ли хоть один человек, который своими глазами видел Евгенидиса в его комнате?
— Нет, Ваше Величество, но….
— Тогда ты не можешь быть уверенным, что он все еще там, не так ли?
— Нет, Ваше Величество, но….
— Но что, Релиус?
Секретарь осторожно перевел дух.
— У нас нет никаких доказательств, Ваше Величество, что Вор выходил из своей комнаты в последние несколько недель. У нас есть достоверное сообщение, что он поссорился с царицей, и она теперь не желает говорить о нем. Кроме того, Ваше Величество, в это дело вовлечены несколько человек, а в прошлом Вор всегда работал один. Мы даже не уверены, что это дело рук эддисийцев. Халдей исчез, а его ученик заявил, что он вступил в сговор с нами. Мы знаем, что это неправда, но это все, что нам известно. Мы не знаем, чьи это люди.
— А кто еще это мог быть? — спросила царица.
Секретарь продолжал нерешительно, осторожно подбирая слова. Его царица в последнее время осыпала милостями мидийского посла, и он не хотел рассердить ее.
— Существует также Мидия, интересы которой необходимо учитывать, Ваше Величество. Ей не выгоден прочный союз между Сунисом и Аттолией.
— Это правда, — согласилась Аттолия, откидываясь на спинку трона. — Посмотрим, где объявится халдей.
Через несколько дней после гибели флота Суниса пираты совершили набег и сожгли два самых важных его порта на островах. С момента закрытия Эддисом караванного пути через горы пиратство все шире распространялось у берегов Срединного моря. Торговцы, перевозящие свои товары морским путем были лакомой добычей, и любой капитан в любой момент мог сменить свой флаг на пиратский для захвата более слабого конкурента, а потом вернуться домой под видом честного купца.