Царица Аттолии
Шрифт:
— Думаю, что вода уже поднялась до обычного уровня, — произнес Евгенидис, но в это время удар сотряс платформу.
Как и остальные солдаты, Ксенофонт вцепился в сеть под собой. Хладнокровие сохранял один Вор. Он наклонился вперед и смотрел на реку внизу.
— Что это было?
— Я не уверен, — ответил Евгенидис. — Что-то большое. Может быть ствол дерева, смытый с берега, когда из шлюзов пустили воду. — в его голосе звучало сомнение. — Но это могла быть одна из пушек, — сказал он. — Это был скользящий удар.
Они одновременно представили, во что превратились бы деревянные балки под ними после прямого удара.
Царица
Когда последние проблески солнца в небе поблекли, и вода Арактуса иссякла, люди с платформ спустились на влажное дно реки. Связной сообщил, что три лафета с пушками смыло в реку, когда воды Арактуса прокатились по каньону. Они потеряли шестнадцать человек, когда два из упущенных лафетов обрушили балки платформы, находящейся ниже по течению. Четырем из двадцати солдат удалось зацепиться за сети и прибиться к берегу. Остальных обнаружить не удалось.
Пушки были найдены у подножия большого водопада, где Арактус спускался к антиутопии. Две из них оказались разбиты и непригодны для использования. Ксенофонт осмотрел третью и решил, что она еще сможет окупить трудности транспортировки. Он фыркнул, увидев ее на берегу и сказал:
— Хвала богам, что нам не придется доставать ее со дна.
Промоина под водопадом, куда падали воды Арактуса, была очень глубока, дна не было видно, так что извлечь пушку из нее было бы попросту невозможно.
Ущелье здесь расширялось, вдоль берега тянулась полоса песка, так что солдаты смогли провести день в относительном комфорте. Зажигать огонь по-прежнему опасались, но люди достали из непромокаемых заплечных мешков сухие куртки и штаны и переоделись. Когда солнце зашло, Ксенофонт начал осторожное движение через антиутопию. Пушки ехали невероятно медленно, и тащившие их солдаты ругались шепотом себе под нос.
— Пограничные патрули Аттолии далеко отсюда? — уточнил Ксенофонт у Евгенидиса.
Они неоднократно обсудили все детали в Эддисе, но Евгенидис был счастлив успокоить его, малодушно радуясь, что вся ответственность за руководство операцией лежит не на нем, а на Ксенофонте.
— Сомневаюсь, что они повернут своих лошадей в сторону антиутопии без уважительной причины, тем более ночью, — сказал он.
Ксенофонт уже не радовался тому, что Вор не выказывает обиды за оплошность командира предыдущим вечером.
— Это самый глупый план за всю мою карьеру, — сказал он.
— Я люблю глупые планы, — ответил Евгенидис. — Как долго мы будем идти через антиутопию?
— В два раза дольше, чем без этих дурацких пушек.
Евгенидис рассмеялся.
Эддисийцы добрались до края антиутопии и вышли на опушку Елеонского моря, простиравшегося до подножия гор Гефестии. Они перегруппировались в боевые единицы и устроились на отдых. Костров по-прежнему не разжигали, а оливковые деревья скрывали их от посторонних взглядов. После полудня офицеры вывели солдат на одну из узких дорожек, вьющихся между рощами, и они начали движение к Сеперхи. Прежде чем эддисийцы достигли большой дороги, они встретили лошадиного барышника. Купец выглядел настоящим скрягой, но он отдал всех своих лошадей эддисийцам, не взял ничего взамен, и исчез среди олив, чтобы вернуться в Эддис.
Лошади были впряжены в лафеты, и отряд, возглавляемый Ксенофонтом, свернул с тропы на дорогу, а с потом с дороги к небольшому городку у реки. Горожане равнодушно смотрели на солдат в стеганых куртках, которые заменяли им доспехи. Все они были окрашены в небесно-голубой и желтый цвета аттолийской армии. Замаскированные эддисийцы прошли через город к докам, где их уже ждали четыре корабля. Без лишних слов офицеры развели солдат к речным судам и отправили их вверх по сходням. Командиры орудий, сопением и вздохами маскируя свой акцент, пробормотали команды распрячь лошадей и сложить пушки на краю дока, где их с помощью лебедки погрузили на один из кораблей.
Евгендис смотрел, не смея вмешаться, но прошептал на ухо Ксенофонту:
— Боги всеблагие, пусть никто не заметит, что мы погрузили все двенадцать пушек на один корабль.
Ксенофонт вздрогнул, но тоже смолчал. Его приказ или ответ солдата могли разоблачить их перед аттолийцами. До сих пор они выглядели просто солдатами, торопящимися выполнить свое задание. Через час они отчалили, лодки двинулись вниз по реке, а агент Эддиса, нанявший суда, отчитался перед Ксенофонтом. Он был купцом и гражданином одного из городов-государств на Полуострове, и не питал особой преданности ни Аттолии ни Эддису. Он был всецело предан своему кошельку и обещал остаться с эддисийцами, пока потребность в его услугах не будет исчерпана.
Корабли были оснащены запасом провианта и имели небольшие очаги для приготовления пищи. Каждый солдат получил по кружке горячего кофе и устроился поудобнее на своем месте у борта. Они не планировали рисковать, причаливая к берегу, пока не придет время высадки.
Глава 14
В Эфрате Аттолия сидела в большом кресле на возвышении, которое служило ей троном во время приездов в резиденцию. До нынешней войны с соседями ее визиты сюда были редкостью. Замок в Эфрате был совсем небольшим. Как в большинстве поместий мелких баронов Суниса и Аттолии, в нем был только один большой зал, который при необходимости превращался в укрепленную крепость.
Слово «Мегарон», которым первоначально называли здание, состоящее из одного помещения, теперь обозначало вид замка с большим залом внутри.
Рядом находилась гавань, тоже небольшая и плохо защищенная от летних бурь, а так же крошечный городок, не знавший времен процветания. Теперь это место вполне соответствовало целям царицы, позволяя ей находиться вблизи своей армии, блокировавшей проход к Эддису, и поддерживать связь с кораблями, перемещавшимися от гавани к гавани по ее приказу. Ни один из кораблей не задерживался в доках надолго. Ее флот был не настолько велик, чтобы она позволила себе роскошь поставить боевые корабли на якорь в Эфрате, мелкая гавань которой сама по себе представляла опасность для больших судов. Все корабли ее военного флота курсировали между островами. Она передавала приказы морякам с курьерами на быстроходных почтовых парусниках, но два дня назад один из них был отправлен в столицу — он вез обратно Секретаря архива, наблюдающего оттуда за событиями, и гавань опустела.