Царица Пальмиры
Шрифт:
Слезы медленно заструились по лицу Зенобии. Темнота мягко окутывала ее, ограждая от нежелательных встреч.
Они вернулись в царский дворец, и Зенобия обернулась, чтобы поблагодарить своих сопровождающих, но они быстро растворились в ночи. Она медленно отворила потайную дверцу и снова вступила на территорию дворца. Она благословила того, кто как следует смазывал дверные петли, — широко распахнувшись, дверца не издала ни звука. Она снова заперла ее и поспешила через сад обратно в свою спальню. Старая Баб дремала возле кровати, на которой, казалось, лежала спящая женщина.
— Ч-что такое?
Баб открыла глаза, н Зенобия увидела в них чувство облегчения.
— Хвала богам, ты вернулась невредимая! — Баб медленно поднялась на ноги. — Ну что, прекратит ли царевич восстание? Зенобия ответила:
— Нет. Он считает себя великим патриотом, и у него достаточно много последователей, чтобы причинить римлянам неприятности. Не сомневаюсь, у них появятся новые приверженцы. Однако, возможно, сегодня вечером мне удалось поколебать некоторых из Этих неистовых молодых пальмирцев. Если это так, они покинут Деми с его идеями насилия. Тогда, возможно, он одумается.
— Римский император убьет его, не задумываясь, если он будет продолжать в том же духе, — заметила Баб. Зенобия кивнула в знак согласия и сказала:
— Нам надо отдохнуть. Баб. Помоги мне раздеться, а затем ступайте с Арией спать.
Баб быстро помогла Зенобии раздеться, а потом подала ей персикового цвета ночную рубашку из тонкого хлопкового полотна.
Зенобия медленно надела рубашку, а потом, подойдя к столу, налила себе бокал бледно-розового вина и уселась в деревянное резное кресло.
— Иди же, старушка! Это была долгая ночь! Она услышала, как за Баб закрылась дверь, и поняла, что скова осталась одна. Почему Деми не прислушается к голосу разума? Потом она тихонько рассмеялась про себя. Он так похож на нее в молодости. Но тогда она испытывала на себе нежное и доброжелательное влияние Одената, которое смягчало ее резкие порывы. Разница заключалась в том, что она слушала своего мужа. Почему же их сын не последует ее совету? Потому что ты женщина, сказал ей тихий внутренний голос. Не имеет значения, что ты самая великая царица на земле за многие века, все равно ты — всего лишь женщина, и твой сын, едва ставший мужчиной, думает, что ему лучше знать, что правильно, а что не правильно.
«Я подвела тебя, Ястреб!»— с грустью думала она. — «Я подвела обоих наших сыновей! Я просто не в состоянии была сделать все это в одиночку. Мне нужен был ты. Мне нужен был Марк. Ах, если бы только мы с Марком поженились, все повернулось бы по-другому!» Вино сделало ее слабой. «Почему я не вышла за него замуж, когда он впервые попросил меня об этом?»— сокрушалась она.
Она осушила бокал, но не стала вновь наполнять его. Затем подошла к кровати и легла. Если она напьется, это не поможет, а головная боль ей совсем ни к чему. Она нужна сыновьям, хотя они не признаются в этом. Она нужна Флавии, которая ужасно горюет о гибели своего отца. Антония больше нет, а юный Гай ведет себя как глупец. Поэтому Юлия, мать Флавии и старейшая подруга Зенобии, нуждается в ней вдвойне.
Поздно утром ее разбудила Адрия, которая
— Предполагается, что я в трауре, но я хочу, чтобы ты привела ко мне госпожу Юлию и ее сына. Гая Порция, да побыстрее. Кроме того, мне понадобится писец, чтобы составить бумаги, касающиеся тебя. Пойди с секретарю императора Дурантису и скажи ему, что я нуждаюсь в его услугах.
— Сию минуту, ваше величество, — сказала Адрия.
— А где же Баб?
— Она у госпожи Флавии. Она совершенно обезумела от горя и умоляла Баб прийти к ней. Зенобия кивнула.
— Ну, беги, Адрия!
— Но кто же оденет вас, ваше величество?
— Полагаю, что не уроню своего достоинства как царица Пальмиры, если оденусь сама, — с улыбкой ответила Зенобия.
Легкая улыбка тронула углы губ Адрии, и, поклонившись царице, она поспешила выполнить ее поручения. Несколько минут Зенобия сидела на кровати, потягивая сок, потом поднялась, чтобы выкупаться и одеться. Она не стала слишком долго нежиться в ванне, ведь у нее много дел, но горячий пар, растирание, ароматизированные воды и мыло и, наконец, массаж с душистым маслом заставили ее почувствовать себя совершенно другим человеком. Снова войдя в свою спальню, она была несколько удивлена, застав там поджидавшего ее Аврелиана.
Его глаза широко раскрылись при виде ее наготы, но Зенобия предпочла не заметить этого и спросила:
— Что ты здесь делаешь, римлянин? Ты ведь пожаловал мне возможность соблюдать траур в течение девяти дней. Ты, конечно же, не собираешься нарушить свое слово?
— Зачем тебе понадобились услуги моего секретаря? — спросил он, не обращая внимания на ее вопросы.
— Потому что я освобождаю мою рабыню Адрию. Мой собственный писец составит бумаги об освобождении от рабства, но я хочу, чтобы твои замечательный Дурантис прочитал их и удостоверился, что все в них правильно и соответствует римским законам.
— Зачем ты освобождаешь ценную рабыню? — настаивал он.
— Потому что она верна мне; потому что она слишком умна, чтобы быть рабыней; и, наконец, потому что она заслуживает этого. Но не бойся, римлянин, я не собираюсь покончить с собой. Я не привожу в порядок свои домашние дела перед смертью. Слишком многие люди нуждаются во мне. Моя предшественница Клеопатра предпочла трусливо уйти из жизни. Но я не сделаю этого. Я и тебя переживу, полагаю, — насмешливо закончила она.
Ее взгляд встретился с его взглядом. Он желает ее! У этого человека все чувства ниже пояса!
Он шагнул к ней, и ее взгляд бросил ему вызов.
— Я в трауре, римлянин! Ты ведь обещал! — тихо произнесла она.
Аврелиан стиснул зубы и сказал напряженным голосом:
— Ты можешь воспользоваться услугами Дурантиса.
— Цезарь милостив, — последовал ответ.
Он залился краской и, повернувшись, почти выбежал из комнаты. Он расслышал презрение в ее голосе, но, учитывая, как он желал ее, он чувствовал себя бессильным отплатить ей той же монетой. Он потерпел поражение, да спасут его боги! Уж лучше старый друг, вожделение!