Царица Пальмиры
Шрифт:
— Я все ему передам, — сказал Оппиан Лонгин, а потом, проявив неосторожное любопытство, спросил:
— Это правда, что царица спит с римским императором? Адрия презрительно рассмеялась.
— Для человека с таким инстинктом выживания, как у вас, Оппиан Лонгин, спрашивать о поступках царицы — слишком большая дерзость. Я сообщу своей хозяйке, что вы передадите царевичу ее послание.
И, сопровождаемая шорохом юбок, Адрия покинула дом Оппиана.
Они не были уверены, что он придет. Но за несколько минут до полуночи
— Брат! — тихо сказала она, целуя его в щеку.
— Флавия, цветок! — ответил он. При слабом свете горевших в саду факелов они смотрели друг на друга, а потом Деми произнес:
— Мама, Ваба, ну, как вы?
— У нас все хорошо, брат мой, но мы опасаемся за твою безопасность.
— Интересно, будешь ли ты чувствовать себя счастливым после года в Кирене? — сказал Деми.
— До тех пор, пока я жив, пока жива Флавия и наши дети, начиная с этого ребенка, еще будет надежда, Деми. Мама права. Почему ты так нетерпелив, брат мой? Поезжай вместе с мамой и Мавией а Рим. Мне нужно, чтобы ты был там и заботился о них.
— Заботиться о матери? — В его голосе слышалась горечь. — Мама не нуждается в заботе. Она прекрасно позаботится о себе сама, а пока это так, и Мавия будет в безопасности.
— Мне нужен надежный человек в Риме, который сможет время от времени привозить от нее письма, — умолял его Вабаллат. — А кому я смогу доверять больше, чем тебе, Деми?
— Я останусь в Пальмире. Пусть здесь будет хотя бы один из сыновей царя Одената!
— Но ведь если римляне захватят тебя в плен, ты будешь убит! А если поедешь с нами, Аврелиан дарует тебе жизнь, — сказала Зенобия.
— Здесь, в Пальмире, нет ни одного человека, который способен предать меня! — послышался горделивый ответ.
— Всегда найдется кто-нибудь, кто предаст тебя, мой юный дурачок! — нетерпеливо произнесла Зенобия. — Если не ради золота, то ради благосклонности римлян. Но припомни мои слова, Деми, кто-нибудь выдаст тебя, и это будет тот, от кого ты меньше всего этого ожидаешь.
Среди кустов послышался шорох, и появилась Адрия.
— Император только что вернулся, ваше величество. Он уже во внешнем дворе!
— Деметрий! — Голос Зенобии был страстным и умоляющим. — Прошу тебя, пожалуйста, сын мой, поедем с нами!
Она притянула его к себе, и он оказался лицом к лицу с ней При тусклом свете.
На короткое мгновение Деми смягчился.
— Мама, я должен остаться! — тихо произнес он. — До тех пор, пока я а Пальмире, у нашего народа есть надежда. Люди будут знать — мы не покинули их. Я твой сын, но я также и сын своего отца. Пожалуйста, постарайся понять меня!
— Ты бессмысленно пожертвуешь жизнь! — отрывистым голосом сказала она.
Где теперь ее сила? Вот чем
— Деметрий, царевич Пальмиры! Да будут с тобой боги, сын мой. Пусть они сохранят тебя целым и невредимым до тех пор, когда мы снова Встретимся!
Нагнув его голову, она поцеловала его в лоб.
— Прощай, сын мой!
— Прощай, мама! — ответил он.
Она долго смотрела на него, стараясь запечатлеть в памяти его лицо, потом повернулась и поспешила обратно во дворец.
— Ты ужасно обидел ее, — тихо сказал Ваба.
— Она перенесет это, брат.
Ваба понял, что урезонить младшего брата невозможно. Царь понимал — каждая минута, проведенная в саду Зенобии, приближала их к разоблачению. Поэтому он сказал:
— Мы должны идти, Деми. Мама благословила тебя, и я также даю тебе свое благословение. Я считаю, ты не прав, но твоя жертва — это великая жертва. Да будут с тобой боги, брат!
И он обнял брата в последний раз.
Флавия тоже обняла его и сказала своим нежным голоском:
— Пусть Марс защитит тебя, дорогой брат, а Афина даст тебе мудрость!
— Да пребудут боги также и с вами обоими! — тихо сказал Деми.
Он нежно поцеловал ее в губы, потом в последний раз отдал честь своему старшему брату, проскользнул через маленькую дверку в стене и растворился в темноте спящего города.
Они медленно закрыли дверку, заперли ее и осторожно вернули ключ на место. Потом Ваба и Флавия вместе вернулись во дворец.
Лежа в спальне Зенобии, император смотрел на нее снизу вверх.
— Ты грустна сегодня, богиня. Ты виделась со своим младшим сыном?
— Да, — ответила она.
— И он тверд в своем решении? Она кивнула.
— Тебе придется убить его, — произнесла Зенобия слабым голосом, и единственная слезинка скатилась по ее щеке.
Он нежно смахнул ее пальцем, протянул руки вверх и заключил ее в свои объятия.
— Возможно, мы схватим его прежде, чем он успеет натворить что-нибудь непростительное, богиня. Я отдам приказ, обещаю тебе!
— Как ты можешь быть одновременно и великодушным, и жестоким? — спросила она.
— Я не хочу заставлять тебя грустить, любимая. Я знаю, как больно тебе покидать Пальмиру и расставаться с семьей. Я понимаю все это и могу позволить себе проявить великодушие при данных обстоятельствах.
Тут она чуть было не расплакалась, но вместо этого вырвалась из его объятий, посмотрела ему в глаза и сказала:
— Благодарю тебя, римлянин, за твою доброту!
— Что ты за маленькая обманщица, богиня? — усмехнулся он. — Ну что ж, хорошо, не надо плакать у меня на шее, хотя в действительности в эту минуту тебе хочется именно этого. Я понимаю, что значит гордость.