Царица поверженная
Шрифт:
– В этом проеме установят особые двери. После того как двери закроют, их уже невозможно будет открыть. Они скользнут по пазам, встанут на место и навсегда отгородят усыпальницу от мира.
– И зачем ты мне это показываешь? – Антоний поморщился.
– Чтобы ты знал, где мое тело замуруют навеки вместе с моими сокровищами, если, конечно, сокровища не будут израсходованы раньше. Это решать тебе. Либо их потратят на достойное дело, либо погребут здесь.
– Я не имею отношения к твоим сокровищам. Мне они ни к чему.
– Тебе они нужны, –
Стояла прохладная безлунная ночь. Мы ужинали вдвоем, долго и неспешно. На столе были его любимые блюда: рыба, жаренная на решетке в соусе из чернослива без косточек; вино с медом; любимый Антонием уксус; особо сочный виноград, который всю зиму выдерживали в запечатанных сосудах с дождевой водой; яйца, запеченные на углях яблоневого дерева; медовый заварной крем и, конечно, хианское вино – столько, что хватило бы для наполнения небольшого бассейна. Ужин накрыли в моей личной трапезной, где стены были украшены инкрустациями в виде черепаховых полумесяцев. Когда Антоний, насытившись, с довольным видом развалился на ложе, я поняла – пора! Я встала, подошла к нему, села рядом, сплела свою руку с его пальцами, а другой рукой (скорее для себя, чем для него: мне нравилась его густая шевелюра) коснулась волос моего возлюбленного и очень тихо, хотя нас никто не мог подслушать, промолвила:
– Я хочу кое-что тебе показать.
– А не хватит ли на сегодня? – запротестовал Антоний. – Для одного дня более чем достаточно.
Но я уже соскользнула с ложа и принесла запертую на бронзовый замок шкатулку. Я откинула крышку и показала ему груду драгоценных камней: жемчужин, изумрудов, кораллов.
– Опусти туда руку, – сказала я и, взяв за запястье, буквально принудила его запустить пятерню в драгоценности.
Гладкие камешки скользили между пальцами, а когда он убрал руку, несколько штук отскочили и упали на пол. Я не стала подбирать.
– У меня их много, гораздо больше, чем здесь, – сказала я ему. – А еще полные кладовые с редчайшими породами древесины, слоновой костью, серебром и золотом. Все это отправится в мою гробницу.
– В каком случае? – спросил он. – Не думаю, что ты устроила бы подобное представление, если бы твердо решила замуровать сокровища в своем склепе.
– В том случае, если я не смогу найти им более достойного применения.
– Например? – выказал он намек на заинтересованность.
– Например, я могла бы купить для тебя целый мир.
Антоний рассмеялся:
– Дорогая, я уже говорил тебе: целый мир мне не нужен. Да и будь нужен, ты все равно не смогла бы его купить.
– Я могу купить солдат. Много солдат, а они поднесут тебе мир на блюде.
Я выдержала паузу, чтобы он мог осмыслить мои слова.
– Ты пойми: сокровища развязывают тебе руки. Тебе не надо торговаться с Октавианом из-за того, кому достанется тот или иной легион, тот или иной корабль. Ты можешь получить все, что пожелаешь, в том количестве, какое сочтешь нужным.
– А что получишь
Теперь он заговорил как купец, хотя, как ни странно, вовсе не спешил жадно проглотить приманку.
– Я хочу поменяться местами с Октавианом, – призналась я.
Антоний оглушительно расхохотался:
– Неужели тебе приспичило стать хилой и хворой, с выцветшими волосенками? Летом для него слишком жарко, зимой – слишком холодно, он не может выйти из дома, чтобы не кутаться или не закрываться от солнца. Ходячее несчастье. Нашла кому завидовать!
– Но этот хилый и хворый человек, прячущийся и от солнца, и от ветерка, – мне вспомнились увеличивающие рост сандалии Октавиана, – хочет править миром. Разве не так? Он мнит себя преемником Цезаря, хотя и в подметки ему не годится! Если ты не положишь этому конец, его влияние будет расти, как разрастаются сорняки или плесень. Однажды ты обнаружишь, что корни твои подрыты и ствол сохнет, а Октавиан цветет и зеленеет.
Я выдержала паузу. Антоний молча ждал продолжения.
– Вырви этот сорняк, вырви, пока он не пустил корни слишком глубоко. Сделай это. Совершенно ясно, что в противном случае он поступит с тобой именно так.
Антоний по-прежнему молчал. Я не знала, насколько затронули его мои слова, и вынуждена была продолжить.
– Мир или уже попал, или склоняется под власть Рима. Почему бы тебе не облегчить этот процесс? Женись на мне. Мы станем соправителями и будем управлять миром вместе: ты – Западом, я – Востоком. Само местоположение Александрии делает ее идеальной и естественной столицей Средиземноморья. Разумеется, чтобы воплотить такой замысел в жизнь, нужны средства. Как ты имел возможность убедиться, они у нас имеются.
– Так вот ради чего это маленькое представление, – сказал он напряженным голосом. – Я, конечно, сразу понял, что это не простая экскурсия… Мог бы догадаться и об остальном. А твоя поездка в Тарс и приглашение меня сюда – части того же представления?
Увы, я поняла, что дело обернулось вовсе не так, как мне хотелось.
– Неправда! – пылко возразила я. – Конечно, я горжусь Египтом и хотела показать тебе мою родину. И побыть с тобой чуть подольше. Мысли о женитьбе и совместном правлении возникли у меня потом, когда я узнала о враждебных действиях Октавиана. Заранее ничего не планировалось.
– А мне кажется, дело было не так. Ты заманила меня сюда, довела до безумия твоими восточными ухищрениями: нарядами, благовониями, фокусами с освещением и прочими уловками. Одурачила меня и радовалась, ощущая свое могущество. Окажись на моем месте Октавиан, ты повела бы себя точно так же. Тебе нравится заманивать в силки мужчин, а уж кого и как – не столь важно.
Да как он смеет подозревать, будто я способна пойти на близость с человеком вроде Октавиана!
– Помнится, в Тарсе ты признался, что увлекся мною давно, задолго до того ужина на корабле и всех моих ухищрений.