Царица Тамара
Шрифт:
Фатима. Твое лицо свжо, хотя твой сонъ былъ такъ коротокъ.
Царица. У меня лицо свжо? Отнын я хочу, чтобы при мн всегда было маленькое зеркало, чтобы я могла смотрться въ него. Ты говоришь, что у меня лицо свжо?
Фатима. Ты сіяешь. Будто радость пришла къ теб и сдлала тебя счастливой.
Царица. Фатима, я и о теб подумаю и тебя возвышу, ты не должна больше грустить. Ты не слышала, какъ я что-то говорила нынче ночью?
Фатима.
Царица. Я была опять беззаботной, какъ много лтъ тому назадъ въ Тифлис.
Фатима. Ты спала, закрывъ лицо рукой.
Царица. Это потому, что мн хотлось быть совершенно одной.
Игуменъ входитъ. Ты зовешь меня въ ранній часъ, царица. Разв что-нибудь случилося? Фатима уходитъ.
Царица. Нтъ, ничего. Царица счастлива сегодня. Пойди сюда. Они садятся. Благочестивый отецъ, у насъ война съ товинцами. Но у нихъ нтъ больше вождя, ихъ государь у насъ въ плну, здсь въ замк.
Игуменъ. Да, это такъ. Богъ оказалъ теб свою могущественную помощь.
Царица. А вдь не совсмъ хорошо съ нашей стороны воевать съ войскомъ, у котораго нтъ вождя. Я этой ночью размышляла объ этомъ.
Игуменъ. Не совсмъ хорошо? Что это ты задумала?
Царица. Я думаю отпустить хана Товинскаго.
Игуменъ. Да, за указанный ему выкупъ.
Царица. Нтъ, безъ какого бы то ни было выкупа. Я хочу его отпустить, чтобы онъ могъ вернуться къ своему народу.
Игуменъ. Этого ты не сдлаешь.
Царица. Я это сдлаю, благочестивый отецъ.
Игуменъ. Зачмъ? Или тебя смущаютъ тайныя мысли, которыхъ ты не хочешь открыть, дитя мое?
Царица. Ты думаешь? Главное то, что я освобождаю хана.
Игуменъ. Главное — что тебя къ этому побуждаетъ?
Царица. Благочестивый отецъ, ты старъ, а я молода, и глаза мои видятъ иначе, чмъ твои. Я врю, что если я освобожу хана, это повліяетъ и на товинцевъ сильне, чмъ кровь и желзо.
Игуменъ. Они только возблагодарятъ Аллаха за чудесное избавленіе хана; вотъ и все!
Царица. А можетъ быть, и не все. Сердца ихъ обратятся къ христіанской цариц, которая проявила такое милосердіе, и имъ уже не будетъ такъ тяжело итти подъ мое владычество. Вотъ какъ видятъ мои глаза. И когда-нибудь узнаетъ объ этомъ и калифъ.
Игуменъ. Служители Креста никогда не вели такъ войну.
Царица. На этотъ разъ я буду вести войну именно такъ. Я позвала тебя, чтобы сообщить о моемъ ршеніи. Мое ршеніе таково.
Игуменъ, подымаясь. Зачмъ же ты призвала меня, чадо: чтобы разсказывать о своихъ ночныхъ думахъ?
Царица. Князь Георгій вернулся, я желаю и ему объявить о моемъ ршеніи.
Игуменъ. Князь Георгій тоже теб этого не посовтуетъ.
Царица. Напрасно ты такъ увренъ въ этомъ. Князь Георгій необыкновенный воитель; прежде онъ былъ инымъ. Можетъ быть, теперь къ нему вернется его прежнее сердце, и онъ порадуется длу моему. „Дай хану на дорогу добраго коня“, скажетъ онъ.
Игуменъ, подумавъ. Да будетъ такъ. Идетъ, оборачивается. Ты ведешь войну и съ ханомъ Карскимъ. Пощадишь ли ты также и его. Царица смущена. А вотъ этого молодого язычника, котораго ты видла вчера, ты хочешь пощадить. Что скрываешь ты отъ меня?
Царица. Я ничего не скрываю. Я возвращаю хану свободу.
Игуменъ. Видно, глаза его были слишкомъ горячи для тебя.
Царица. Я не знаю. Да, можетъ быть, и глаза. Мое сердце неслось къ нему: онъ былъ такъ одинокъ. И у нихъ въ Товин нтъ другого хана.
Игуменъ. Твое сердце неслось къ нему… Теб бы не слдовало этого говорить.
Царица. Да, да — сердце мое неслось къ нему. И я думаю — мое сердце у него.
Игуменъ. Остановись, женщина. Съ дурными мыслями лежала ты этой ночью.
Царица. Съ дурными мыслями? Нтъ, нтъ, со свтлыми мыслями, съ лучшими, чмъ у тебя теперь. Ты забываешься, игуменъ!
Игуменъ. Нтъ, я не забываюсь: я помню, ты царица. Царица Грузіи на ложномъ пути.
Царица, вспыхнувъ, но сдерживаясь. Ты мн не судья.
Игуменъ. Я смиренный слуга Христовъ въ твоемъ дом.
Царица. Отнын ты боле не связанъ съ моимъ домомъ.
Игуненъ. Во имя Христово. Ты можешь длать со мной все, что хочешь.
Царица. Вмсто тебя я сдлаю игумномъ священника князя Георгія.
Игуменъ. Да будетъ такъ. Я снова монахъ среди моихъ монаховъ. Да благословитъ Богъ всякое твое дло; также и это. Аминь. Уходитъ черезъ дверь въ глубину сцены.
Царица смотритъ ему вслдъ, кидается на диванъ, встаетъ снова. Я все скажу Георгію. Идетъ къ первой двери, задумывается, возвращается. Да, да — все! Кричитъ въ первую дверь. Георгій!
Первый слуга входитъ. Князь Георгій вышелъ.
Царица. Позови его. Слуга уходитъ. Царица оглядывается. Никого нтъ. Пусто! Я отпущу его. Да, отпущу. Я могу и потомъ увдомить князя Георгія. Оправляетъ одежду, подымаетъ полы платья, оглядываетъ свои ноги и открываетъ обитую желзомъ дверь. Эй, грузины, идите сюда!