Carpe Jugulum. Хватай за горло!
Шрифт:
– Ну, хорошо, раз ничего больше не остается… – вздохнула Маграт. – Ты возьмешь колыбель и мешок с грязными пеленками. И плюшевые игрушки. И эту штуку, которая крутится и издает странные звуки, если дернуть за веревочку…
Табличка перед подъемным мостом гласила: «Ваш Пофледний Возможнофть Не Ходийт Замок». Нянюшка долго смеялась.
– Игорь, граф будет тобой очень недоволен, – сказала она, когда слуга открыл дверь.
– Да ходийт он… Я фобирайт вещи и езжайт в Блинц. Там Игорь вфегда арбайтн иметь.
Нянюшка наконец вытерла слезы с глаз.
– Уф-ф, хорошо, что я и так вся мокрая, – сказала она. – Ладно, пошли в замок. Кстати, Игорь, если ты задумал нас обмануть, я сделаю из твоих кишок подвязки.
Игорь застенчиво опустил взгляд.
– О лучшей учафти можно только мечтайт, – пробормотал он.
Маграт хихикнула. Игорь распахнул дверь и прошаркал в замок.
– Что? – спросила нянюшка.
– Ты не заметила, как он на тебя смотрит? – спросила Маграт, когда они поспешили за хромающей фигурой.
– Кто? Он?
– По-моему, он по тебе вздыхает, – усмехнулась Маграт.
– А я думала, у него просто одышка… – с легким оттенком паники сказала нянюшка. – Ну, то есть на мне сегодня не самые новые панталоны, и все такое!
– А мне он кажется довольно-таки романтичным мужчиной.
– Ну, не знаю, не знаю, – покачала головой нянюшка. – Я, конечно, польщена, но мужчины, которые еле стоят, не в моем вкусе.
– Которые или у которых? – уточнила Маграт.
Нянюшка всегда считала себя женщиной, которую невозможно вывести из равновесия, но сейчас случилось именно это. От Маграт такого удара она никак не ожидала.
– Нянюшка, я – замужняя женщина, – сказала Маграт и улыбнулась, увидев выражение ее лица.
Приятно все-таки хоть раз подложить кнопку на пути беззаботно шагающей по жизни нянюшки.
– Но… a y… то есть у Веренса, ну, понимаешь… все в порядке?
– Да, в абсолютном. И анекдоты, которые ты вечно рассказываешь… Теперь я их понимаю.
– Что? Вообще все понимаешь? – воскликнула нянюшка тоном человека, у которого из колоды стащили все тузы.
– Ну да. Кроме одного. Ну, о священнослужителе, старухе и носороге.
– Слава богам! – с облегчением воскликнула нянюшка. – Я сама его поняла, лишь когда мне было за сорок!
Прихромал Игорь.
– В замке только флуги, – сказал он. – Вы проходийт моя комната в фтарая башня. Там ефть толфтые двери.
– Госпожа Ягг очень тебе признательна, – хмыкнула Маграт. – Кстати, она только-только рассказывала мне, какие красивые у тебя ноги. Правда, нянюшка?
– Хотейт таких же? – предложил Игорь, поднимаясь по лестнице. – У меня ефть их много. Там, на леднике.
– Что-что у тебя есть? – спросила нянюшка, резко останавливаясь.
– Если ты нуждайт какой-нибудь орган, я вефь твой рафпоряжение, – объявил Игорь.
Маграт глухо закашлялась – так, словно у нее перехватило дыхание.
– У тебя на льду хранятся… части людей? – с ужасом осведомилась нянюшка. – Части незнакомых людей? Разрубленных? Так, я больше ни шагу не ступлю!
Игорь испуганно воззрился на нянюшку.
– Не ефть незнакомых, – пояснил он. – Члены фемья.
– Ты порубил на кусочки членов своей семьи? – Нянюшка попятилась.
Игорь отчаянно замахал руками.
– Это ефть традиция! – воскликнул он. – Каждый Игорь офтавляйт фвой тело фемье! Зачем выбрафывайт хороший орган?! К пример, мой дядья Игорь умирайт от бык, но имейт хороший фердце, хороший почки. Они ведь пропадайт даром! Кроме того, у него бывайт руки дедушки, очень умелые руки, йа! – Он даже всхлипнул. – Жаль, они не дофтавайтфя мне. Он бывайт гут кофтоправ!
– Та-а-ак… – протянула нянюшка. – Интересно, какой же смысл в этой семейке обретет выражение: «У него папины глаза»?
– Их получайт мой троюродный брат Игорь.
– Но… но… кто вас всех режет и сшивает? – спросила Маграт.
– Я. Игорь обучайтфя домашний кофтоправие на отцовых коленях, – сказал Игорь. – А практиковайтфя на дедушкиных почках.
– Извини, – перебила нянюшка. – Отчего, говоришь, умер твой дядя?
– От бык, – пояснил Игорь, отпирая очередную дверь.
– В смысле, он на них разорился, а потом покончил жизнь самоубийством?
– Наин, это они кончайт игореубийфтвом. На него падайт бычье фтадо. Нефчафтный флучай. Мы не предпочитайт не рафпрофтраняться.
– Прости, – вмешалась Маграт. – То есть ты сам делал себе все операции?
– Это не так ефть фложно. Главное – знайт как. Иногда, конечно, приходитфя пользовайт зеркало или профить кого-нибудь дёржайт нитка пальцем, но…
– И это не больно?
– Я вфегда предупреждайт убирать палец, когда затягивайт нитка.
Дверь, заскрипев, открылась. Это был долгий, полный мучений и боли скрип. Он словно существовал отдельно от двери и звучал еще несколько секунд после того, как дверь закрылась.
– Какой ужасный звук, – сказала нянюшка.
– Данке. Добивайтфя его много дней. Такой фкрип фам не возникайт.
Из темноты донесся лай, и что-то прыгнуло на Игоря, сбив его с ног.
– Флезайт ф меня, проказник!
Это была собака. Вернее, несколько собак, собранных в одну. У нее было четыре лапы – почти одинаковой длины, но, как заметила Маграт, разного цвета. Одна голова, левое ухо – черное и заостренное, а правое – коричнево-белое и обвислое. И очень-очень много слюнных желез.