Carpe Jugulum. Хватай за горло!
Шрифт:
– Что ж, если хочешь, я уйду, – обиделся Овес.
– Что характерно, я тебя с собой не звала, – пожала плечами матушка.
– Но ты бы умерла, не будь меня рядом!
– А вот это тебя не касается.
– О мой бог, госпожа Ветровоск, ты кого хочешь изведешь.
– Это твой бог, господин Овес, как правило, изводит людей. И другие боги тоже. Поэтому я стараюсь не иметь с ними никаких дел. А еще они очень любят устанавливать всякие правила.
– Но правила необходимы, госпожа Ветровоск.
– Ну-ка, назови самое
– Верующие не должны поклоняться никакому другому богу, кроме Ома, – без запинки ответил Овес.
– Да неужели? Что ж, не у одного Ома такое правило. Все боги крайне эгоистичны.
– Я думаю, это необходимо, чтобы привлечь внимание людей. Но также существует довольно много заповедей, касающихся отношений людей друг с другом.
– Правда? А предположим, человек не хочет верить в Ома, но пытается вести праведную жизнь?
– Согласно утверждению пророка Бруты, дабы вести праведную жизнь, нужно верить в Ома.
– Ого, толково придумано! Все предусмотрели, – кивнула матушка. – Только очень умный человек мог придумать такое. Молодец. А какие еще умные вещи он изрек?
– Он изрекал вовсе не для того, чтобы показаться кому-то умным, – горячо возразил Овес. – Но если хочешь знать, в своем Письме к Симонитам он говорит, что мы становимся людьми только через других людей.
– Вот тут он абсолютно прав.
– А еще он говорит, что мы должны нести свет в темноту.
Матушка промолчала.
– Кажется, ты и сама говорила о том же, – продолжал Овес. – Потому что, когда ты… стояла на коленях, ну, там, в кузнице… то бормотала что-то очень похожее…
Матушка остановилась так резко, что Овес едва не упал.
– Что я делала?
– Бормотала и…
– Я говорила… во сне?
– Да. Мол, тьма царит там, где должен быть свет. Я это хорошо запомнил, потому что в «Книге Ома»…
– И ты все слышал?
– Я, конечно, не прислушивался, но тебя нельзя было не слышать. Ты говорила так, словно с кем-то спорила…
– А ты помнишь все, что я говорила?
– Думаю, да.
Матушка сделала еще несколько шагов и остановилась прямо посреди лужи черной воды. Грязь мигом начала ее засасывать.
– А ты можешь это забыть?
– Что-что?
– Не будешь ли ты столь любезен забыть тот вздор, что несла бедная старая женщина, которая к тому же была несколько не в своем уме? – медленно произнесла матушка.
Овес на мгновение задумался.
– Какой такой вздор, госпожа Ветровоск?
Он заметил, что напряженные плечи матушки сразу обмякли.
– А что, я разве что-то спросила?
Черные пузыри поднимались на поверхность болотины вокруг ног матушки. Всемогучий Овес и матушка Ветровоск внимательно смотрели друг на друга. На том самом месте и в той самой луже было заключено своего рода перемирие.
– Молодой человек, не мог бы ты помочь мне выбраться отсюда?
На это потребовалось некоторое время – и помощь ветки стоявшего рядом дерева. Да и то, несмотря на отчаянные усилия Овса, первую ногу удалось извлечь только без башмака. После того как один башмак исчез в торфяной болотине, за ним – видимо, из чувства солидарности – последовал и второй.
В итоге матушка наконец оказалась на относительно сухой и относительно твердой земле. Овес опустил взгляд на ее ноги и увидел перед собой пару самых толстых в мире носков. Эти носки выглядели так, словно без труда могли отразить удар молотком.
– Хорошие были башмаки, – сказала матушка, разглядывая пузырьки. – Ну ладно, пошли.
Сделав первые шаги, она пошатнулась, но, к восхищению Овса, все же сохранила вертикальное положение. У него начинало формироваться несколько иное отношение к этой женщине – впрочем, «несколько иное» отношение к ней формировалось каждые полчаса. Последнее, к примеру, заключалось в следующем: матушка постоянно должна была кого-нибудь бить. Если бить было некого, она начинала бить себя.
– Жаль эту твою святую книжицу… – промолвила она, когда они еще немного спустились по тропинке.
Овес ответил только после долгой паузы.
– Я легко могу достать другую, – спокойно произнес он.
– Должно быть, тяжело остаться без любимой книжки.
– Это всего лишь бумага.
– Я попрошу короля подарить тебе другую книгу со священными писаниями, – пообещала она.
– Это ерунда, не стоит беспокоиться.
– Тебе пришлось сжечь столько слов…
– Истинные слова не горят.
– А ты не так уж глуп, хотя шляпа у тебя дурацкая.
– Матушка Ветровоск, я понимаю, когда меня пытаются достать.
– Молодец.
Они молча продолжили путь. Мокрый снег пополам с градом барабанили по остроконечной шляпе матушки и широкополой шляпе Овса.
– Зря ты пытаешься заставить меня поверить в этого твоего Ома, – сказала наконец матушка.
– Ом запрещает мне это, госпожа Ветровоск. Я ведь даже не пытался вручить вам религиозную брошюру.
– Нет, но ты пытался заставить меня подумать: «О, какой приятный молодой человек, его бог, должно быть, очень хороший, раз такие приятные молодые люди помогают таким старым женщинам, как я».
– Неправда.
– Да ну? А и ладно, все равно у тебя ничего не вышло. Можно верить в людей, но только не в богов. И вот еще что, господин Овес…
– Что? – вздохнув, спросил он.
Она резко повернулась к нему, словно бы ощутила прилив сил.
– Тебе самому будет лучше, если я не буду верить в твоего бога, – сказала она, постучав по его груди острым пальцем. – Этот Ом… его кто-нибудь видел?
– Считается, что три тысячи человек были свидетелями его проявления у Великого Храма, когда он заключил Договор с пророком Брутой и спас последнего от мучительной смерти на железной черепахе…