Царская экспертиза
Шрифт:
— И что же было дальше?
— Дальше — не знаю. Что — то там застопорилось в следствии. Я только знаю, что родилась весьма остроумная теория о попадании мышьяка в организм покойного: яд мог попасть в тело в момент вскрытия.
— Это ещё как? — изумился Шумилов. — Кто у вас специализируется на такого рода остроумных гипотезах?
— Кто — кто… господа присяжные поверенные! Как вообще происходит вскрытие? Анатом делает большой разрез от шеи до лобка, края его раздвигает и производит извлечение и визуальное освидетельствование состояния внутренних органов. По завершении этого возвращает органы обратно и прямо над разрезом обрабатывает руки антисептиком — сулемой, водным раствором солей ртути
— И чем же обосновывалась такая необычная догадка?
— Тем что сулему в тот день получали в аптеке очень рано утром — буквально в пять часов. И банки с растворами сулемы и мышъяка стояли на полках рядом. Аптекарь это признал. Более того, он даже признал, что мог забыть подкрасить сулему — ведь в аптеках её подкрашивают, выделяя бледно — розовым цветом как особо опасную жидкость. Аптекарь допустил собственную забывчивость и как следствие допустил возможность того, что им были перепутаны банки. Представляете?
— Да уж, хорошо, видно, Александра Максименко поработала с аптекарем. Важно то, что ему эта забывчивость ничем не угрожает, его даже от должности не отставят. Живой человек из — за этой ошибки не пострадал, ну а то, что при вскрытии трупа вышла накладка — так это несущественно! Н — да, толковые юристы работают на вдовицу, толковые… — проговорил, размышляя вслух, Шумилов.
— Эту мысль адвокаты Максименко раструбили на всех углах, и она стала настаивать на проведении повторного вскрытия и повторной химической экспертизы внутренних органов. Заметьте, сама настаивала!! И то, и другое было проведено.
— И каковы результаты? — Шумилов почти не сомневался в том, каким будет ответ.
— Разумеется, найден был мышьяк, но теперь его квалифицировали как попавший в тело уже после смерти. Но я одного не могу понять: если яд действительно попал в труп в процессе первого вскрытия — что, конечно же, теоретически возможно — то его не должно быть в тканях сердца и лёгких. Присутствие в этих органах мышьяка свидетельствует о его перемещении кровотоком, прижизненном попадании в организм. Есть и другое соображение: к тому моменту, когда Красса принялся мыть руки сулемой, фрагменты внутренних органов Николая Максименко, подлежавшие химическому исследованию, были уже извлечены из тела и помещены в судки. Когда я стал об этом говорить, все присутствовавшие сошлись в том, что не помнят точной последовательности действий анатома и допустили, что образцы извлекались позднее. Но я — то точно помню как именно было дело и в обратном меня не убедить! Но я ведь не патологоанатом, я был всего лишь свидетелем при вскрытии, и моё неофициальное мнение никого не интересует. А общий вывод химической экспертизы таков: признаков умышленного отравления не обнаружено. Вот так — то…
— А по поводу прободения желудка?
— Там тоже завели рака за камень. Профессор Патенко квалифицировал её как тифозную, которая неожиданно вскрылась, что вызвало сначала кровотечение, потом активное выделение в плевральные и околосердечные полости серозной жидкости, которая образуется из фракций крови; и в дальнейшем всё это привело к параличу сердца. Другой же доктор, приглашённый в качестве эксперта, по фамилии Беллин был с этим не согласен. Он определил повреждение стенки желудка как самостоятельное заболевание, то есть язву, которая вскрылась, по его выводу, из — за отравления.
— А вы — то сами что думаете?
— Я уверен, что Николай Максименко не страдал язвенной болезнью. Я достаточно наблюдал тифозных больных, для
— Что — что — что? — опешил Шумилов, менее всего он был готов услышать нечто подобное. — Ведь это как раз она богата, а Николай был просто мужем при богатой жене?
— В том — то и дело, что нет. Вся штука в том, что имущество жены, было переписано на мужа. — Португалов наблюдал за Шумиловым и, видимо, не мог понять его реакцию. — Да, впрочем, что я вас мучаю? Хотите, я вас познакомлю с Антонином? Он сам всё вам и расскажет. Признаться, я в эти тонкости не вникал.
— Конечно же, хочу.
— Ну, прямо сейчас вместе сходим к нему. У меня есть время. Он, полагаю, тоже свободен. Антонин работает учителем, преподает в гимназии. И живёт в центре, неподалёку от Николаевской больницы. Рядом городской сад, можно погулять, хорошее место…
6
Антонин Фёдорович Максименко оказался красавцем лет двадцати пяти — двадцати семи. Про такого говорят — ладно скроен, крепко сшит. При своём среднем росте он был пропорционально сложен, лицо имел открытое, чистое, с высоким лбом, ясными карими глазами, с копной рассыпающихся тёмных волос. Наиболее примечательными в его облике были прекрасная осанка и посадка головы, характерные для военнослужащих и столь редкие среди людей штатских.
В момент появления Португалова и Шумилова он занимался самым что ни на есть прозаичным делом — чисткой сюртука. Квартирку Антонин занимал махонькую, но очень чистую. Шумилов, окинув взглядом предметы небогатой обстановки, лишённой каких — либо украшений, фотографий, картинок и вообще посторонних предметов, мысленно определил жильца как человека рационального, скромного, возможно, скрытного и при этом чрезвычайного аккуратиста, возможно, даже педанта. Кстати, из таких людей часто получаются отличные педагоги, так что на выбранном поприще Антонин Максименко вполне мог получить признание.
Португалов представил ему Шумилова, кратко объяснил причину визита. Алексей Иванович пожал протянутую руку и отметил про себя, каким по — мужски крепким и энергичным было рукопожатие его нового знакомого.
— Давайте поговорим на воздухе, — предложил Антонин Максименко. — У меня, знаете ли, и прислуга, и домовладелица очень любопытны, а стены тут картонные.
Они вышли на улицу и двинулись в сторону городского парка. Наступил уже ранний вечер, было умиротворяюще тепло и безветренно. На улицы города высыпала разряженная публика, фланировавшая во все стороны. Зажигавший фонари фонарщик, обряженный в промасленную робу, с пудовой канистрой масла за плечами и лестницей в руках, резко выделялся на фоне светлых парадных одежд гулявшей публики.