Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых

Зимин Игорь Викторович

Вместе с тем придворные, которые не подпадали под действие «Правил» 1884 г. так или иначе втягивались в коммерческую деятельность. Но их было очень мало. Среди вторых чинов придворного штата, в управлении акционерными обществами и банками участвовали всего 5 человек. Однако их доля на фоне общей численности вторых чинов была столь невелика (3,1 %), что ее можно трактовать как исключение, подтверждающее правило. Но уже в случае с лицами, состоявшими в должности вторых чинов, чине «церемониймейстера» и «должности этого чина», картина несколько иная, что вполне объяснимо – ведь в «Правилах» 1884 г. об этих придворных отличиях ничего не упоминалось.⁸¹¹

При достаточно жестком соблюдении закона 1884 г. не единожды предпринимались попытки его обойти «на высочайшем уровне», но не при жестком Александре III, а при его сыне – Николае II. Так, министр финансов В.Н. Коковцев описывает эпизод, когда всесильный С.Ю. Витте, со свойственным ему нахрапом, пытался получить место в частной банковской структуре, оставаясь крупным государственным чиновником. История была следующей…

В 1911 г.

председатель Совета Русского для внешней торговли банка В.И. Тимирязев обратился к министру финансов В.Н. Коковцеву с вопросом: «…обсуждался ли в Совете министров вопрос о разрешении графу Витте принять в виде особого изъятия из общего правила предложение банка о предоставлении ему должности консультанта при банке с определенным содержанием, сверх возможного его участия в прибылях.» Министр крайне удивился и ответил собеседнику, что «Витте как член Государственного совета не имеет права принять такое предложение, и Государственный совет не может обсуждать его как прямо противоречащее закону о несовместительстве». Однако В.И. Тимирязев настаивал на том, что у них уже состоялось принципиальное соглашение, причем подписанное графом С.Ю. Витте, и «просил меня, не возьмусь ли я лично доложить этот вопрос Государю и испросить разрешение его в благоприятном смысле, как меру совершенно исключительную».

Е.М. Ольденбургская

Министр категорически отказался выполнить такую просьбу, и тогда В.И. Тимирязев показал В.Н. Коковцеву документ с подписью С.Ю. Витте, в котором тот выражал готовность занять указанную должность. В заключение описания этого эпизода В.Н. Коковцев констатировал, что «даже государь не мог бы разрешить такого изъятия, ибо за этим потянулась бы нескончаемая вереница таких же домогательств со всех сторон и Государственный совет превратился бы в торжище незаконными совместительствами».⁸¹²

Таким образом, мы можем констатировать, что для предпринимателей придворная карьера была совершенно невозможной, между тем как для придворных, если они не являлись чинами Двора, предпринимательская карьера оказывалась вполне доступной.

Наряду с придворными чинами попытки «вписаться» в рыночные отношения предпринимали и представители высшего столичного бомонда. Жена принца АЛ. Ольденбургского, Евгения Максимилиановна, являлась собственницей большой конфетной фабрики «Рамон», в которую вложила почти все свое состояние. Однако отсутствие деловой хватки дало себя знать и дела этого предприятия пошли очень скверно. Принцессе грозило банкротство. В этой ситуации принц Ольденбургский обратился к министру Императорского двора В.Б. Фредериксу с просьбой о займе из Удельного ведомства. Поскольку просьба шла вразрез с принципиальными положениями финансирования лиц императорской фамилии, князь Кочубей, начальник Уделов, запротестовал, не желая создавать прецедента. Министерство финансов также выступило против этого, понимая какой вал подобных просьб от неудачливых коронованных коммерсантов может обрушиться на Министерство Императорского двора. Принц Ольденбургский, человек бешеного темперамента, обратился за помощью «к родне». В результате «родственного» давления Николай II вынес это «дело» на рассмотрение семейного совета. На совещании присутствовали В.Б. Фредерике, министр финансов В.Н. Коковцев и кн. B.C. Кочубей, они аргументированно изложили свою негативную позицию по обсуждавшемуся вопросу. Однако родственная корпоративность взяла верх, и родственнице помогли.⁸¹³

Николай II старался показывать родне «пример», принципиально не участвуя ни в каких видах коммерческой деятельности. Министру Императорского двора и Главноуправляющему уделами было категорически запрещено вкладывать деньги в какие бы то ни было иностранные или русские частные предприятия, чтобы не дать пищи разговорам о том, что государь император заинтересован в той или иной отрасли промышленности. Такая же ситуация была и с доходами от вкладов в иностранных банках.⁸¹⁴

Пожалуй, за все время правления Николая II был единственный эпизод, когда российского монарха едва не втянули в финансовую аферу. Но даже этот эпизод привел к тяжелейшим внешнеполитическим последствиям. В 1904 г. камергер Безобразов⁸¹⁵ рисовал в высшем свете сказочные перспективы от эксплуатации концессии на р. Ялу в Корее. Николай II не только поддержал саму идею концессии и активного проникновения русского бизнеса в Китай и Корею, но и высказал желание приобрести акции на сумму в 200 000 руб. Русского императора от позора спас министр Императорского двора В.Б. Фредерике, со свойственным ему тактом, но твердо, он заявил, что «никогда русский самодержец не станет акционером». Ближайший помощник В.Б. Фредерикса А.А. Мосолов свидетельствовал, что царь прямо предписал Фредериксу «выдать Безобразову 200 тыс. руб.». Но министр, не считая возможным выполнить такое распоряжение Николая II, поручил А.А. Мосолову подготовить всеподданнейшую записку с просьбой об увольнении его от должности министра Двора. Николай II, высоко ценивший В.Б. Фредерикса, отставку не принял. Фредерике предложил считать эти 200 000 руб. личным пособием царя Безобразову. По свидетельству А.А. Мосолова, это было «единственное серьезное разногласие» между Николаем II и министром Императорского двора.⁸¹⁶ Об этом же эпизоде упоминает министр финансов В.Н. Коковцев: «По Государственному банку мне было

показано только распоряжение управляющего министерством Романова с ссылкой на высочайшее повеление о выдаче ссуды в 200 000 руб. статс-секретарю Безобразову, «на известное его величеству назначение», но потом это распоряжение было также отменено, ссуда выдана не была…». Позже министр узнал, что «Государь дал некоторую сумму денег из своих личных средств на концессию на Ялу, что дал их и великий князь Александр Михайлович…».⁸¹⁷

Вел. кн. Александр Михайлович

Сам же великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях всячески открещивается от своего участия в этой афере. По его версии, Николай II «озадачил» его «председатель-ствованием в одном значительном предприятии, которое замышлялось на Дальнем Востоке… Я принял предложение встать во главе дела по эксплуатации лесной концессии на Ялу». Однако позже, осознав, что деловая активность в Корее неизбежно ведет к войне с Японией, «…написал очень резкое письмо министру Двора барону Фредериксу, в котором сообщал ему, что слагаю с себя полномочия по руководству делом концессии на Ялу и предсказываю в ближайшем будущем войну с Японией». Николай пытался повлиять на своего друга юности, но великий князь «…ответил довольно запальчиво «нет»». Но, так или иначе, «вне небольшого круга наших родственников и друзей никто так и не узнал, что Великий Князь Александр Михайлович перестал участвовать в работах комиссии по эксплуатации лесной концессии на Ялу. Это случилось в 1902 г. Два года спустя в политических кругах утверждали, что виновник Русско-японской войны был зять Государя с его «авантюрой» на Ялу!»⁸¹⁸

Говоря об «императорском бизнесе», следует упомянуть и о неком «бескорыстном» лоббировании со стороны царствующих особ. Так, императрица Мария Федоровна, в девичестве датская принцесса Дагмар, все годы жизни в России последовательно лоббировала интересы датского бизнеса в России. В случае с Марией Федоровной это не связано с какими-то материальными выгодами, это было скорее данью благодарности и любви к своей маленькой родине. Но когда Мария Федоровна в 1920 г. оказалась в Дании на положении изгнанницы, то ряд датских фирм начали выплачивать ей небольшую пенсию в знак благодарности за многолетнюю поддержку датского бизнеса в России.

В качестве красноречивого примера такого лоббирования, точнее импульсов к такому лоббированию, можно привести письмо короля Дании Христиана IX к дочери, императрице Марии Федоровне от 12 декабря 1884 г.: «Того, кто передаст тебе эти строчки, ты знаешь с тех давних пор, когда он был молодым морским офицером и часто бывал на балах твоим и Алике кавалером. Сейчас он занимает должность на фирме «Бурмайстер и Вайн» и претендует, если это возможно, на получение от Императорского морского министерства России заказа на поставку машины для одного из трех броненосцев, которые в настоящее время строятся для Черноморского флота. Исполнение данного желания фирмы было бы для нее большой честью и счастьем, поэтому я хотел попросить мою милую Минни проявить интерес к этому делу и попытаться получить поддержку дорогого Саши, который несколько лет назад посетил эту верфь и тогда отзывался о ней с похвалой…»⁸¹⁹ Для экономики маленькой Дании подобные русские заказы были очень важны, поэтому король буквально через неделю (30 декабря 1880 г.) вновь напоминает дочери, что «Мюнтер по поручению верфи «Бурмайстер и Вайн» приезжает в Россию, хорошо бы дорогой Саша мог бы выполнить его пожелание, я надеюсь, ты можешь уговорить его сделать это…».

Вот так «пробивались» многомиллионные заказы, так делались «дела». И совершенно не случайно, что именно фирма «Бурмайстер и Вайн» в 1893 г. получила от Александра III многомиллионный заказ на строительство самой большой и роскошной императорской яхты «Штандарт», на которой с 1896 по 1914 г. плавал Николай II. Кроме этого, множество датских фирм значились в списке поставщиков Императорского двора.

Еще один эпизод приводит морской министр И.К. Григорович. Его сюжет относится к периоду, когда после потери русского флота в ходе войны с Японией была запущена программа его восстановления, предполагавшая колоссальные финансовые вливания. И не только бюджетные. Деньги на флот собирали по подписке буквально по всей России. И.К. Григорович пишет: «…вскоре вокруг этого будущего крупного ассигнования уже забегали дельцы со своими предложениями… не могу не упомянуть, что даже лица царствующих династий (в России и за границей) и те обращались ко мне, чтобы теперь же дать заказы на их заводы. Германский кронпринц в бытность в Царском Селе обратился ко мне с подобной просьбой, а потом в 1912 г. с тем же обратился и сам император Вильгельм»⁸²⁰. Кстати говоря, деловая активность императора Вильгельма II вылилась в прозвище «Подрядчик», так его именовали не только в России.

Подробнее об этом эпизоде 1912 г. пишет один из офицеров императорской яхты «Штандарт». Тогда на встречу с Николаем II германский кайзер пришел на своей яхте, в сопровождении нового крейсера «Мольтке»: «Оказалось, «Мольтке» привели, чтобы продать нам. Конечно, морской министр воспротивился, потому что такое судно, в единственном экземпляре, портило бы всю его морскую программу. Неизвестно как, однако отделались от этой покупки». Николай II также понимал, что российскому флоту этот корабль не нужен, но отказать кайзеру следовало тактично. По совету своего флаг-капитана К.Д. Нилова Николай II веско обронил: «Российские императоры готового платья не покупают».⁸²¹