Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых

Зимин Игорь Викторович

Поскольку постоянной резиденцией Николая II к этому времени стал Александровский дворец, то эта свадьба проходила в большом соборе Большого Екатерининского дворца в Царском Селе. Из Зимнего дворца туда перевезли все необходимое. Сначала невеста оделась в своей комнате: «После обеда я пошла к себе в комнаты и начала одеваться. Мое батистовое белье, отделанное валансьенскими кружевами, широкие накрахмаленные нижние юбки, туфли и чулки – все это было разложено на постели. Надев все это одно за другим, я облачилась в платье из серебристой ткани, такое жесткое, что, казалось, оно сделано из картона, Парикмахер завил мне волосы».⁷⁸⁰ Это, пожалуй, единственный случай, когда невеста упомянула о своем кружевном

нижнем белье, украшенном «валансьенскими кружевами». После этого она направилась в комнату, где на нее должны были надеть драгоценности.

Поскольку церемония бракосочетания проходила в Большом Екатерининском дворце, то одевали невесту в одном из ее парадных залов. Но на церемонию одевания невесты из Петербурга привезли непременный «туалетный столик, украшенный кружевами и лентами, а на нем – золотой прибор времен императрицы Елизаветы, дочери Петра Великого».⁷⁸¹ На этом «столике были разложены царские драгоценности, которые должны были надевать великие княжны в день своего бракосочетания.

Среди них, во-первых, была диадема императрицы Екатерины с розовым бриллиантом необыкновенной красоты в центре и небольшая корона из малинового бархата, вся усыпанная бриллиантами; там было ожерелье из крупных бриллиантов, браслеты и серьги в форме вишен, такие тяжелые, что их нужно было прикреплять к золотым ободкам, которые надевались на уши.

Прислужницы начали собирать складками у меня на талии огромный шлейф из серебристой ткани, расшитой рельефными серебряными лилиями и розами. Затем мне пришлось сидеть перед зеркалом, пока старый придворный парикмахер, француз по имени Делькруа, соорудил по обеим сторонам моего лица два длинных локона, которые спадали на мои обнаженные плечи. Затем надел мне диадему.

После этого придворные дамы, жены высокопоставленных чиновников, возглавляемые камер-фрейлиной, накинули мне на голову кружевную вуаль и маленькую корону и прикрепили среди складок веточки флердоранжа. Наконец, они возложили мне на плечи малиновую бархатную мантию с пелериной, отделанную мехом горностая и застегнутую огромной серебряной пряжкой. Кто-то помог мне встать. Я была готова… Я едва могла двигаться».⁷⁸²

В этой комнате, среди «своих», Николай II благословил невесту иконой. Мария Павловна с трудом опустилась на колени, и после благословления не смогла подняться сама, настолько тяжелы были «брачные доспехи»: «Император, положив икону на стол, взял меня под локоть и помог мне встать. Затем образовалась свадебная процессия… я следовала позади об руку с императором».

Платье невесты было действительно очень тяжелым. Великий князь Александр Михайлович приводит в воспоминаниях реплику своей молодой жены в день свадьбы (1894 г.): «Я не могу дождаться минуты, когда можно будет освободиться от этого дурацкого платья, – шепотом пожаловалась мне моя молодая жена. – Мне кажется, что оно весит прямо пуды».⁷⁸³

После церемонии бракосочетания пришла пора традиционного парадного обеда. И тут раскрепощенная Мария Павловна, дитя уже XX в., сделала то, чего не делала ни одна из невест: «От серег у меня так болели уши, что в середине банкета я сняла их и повесила, к великому изумлению императора, на край стакана с водой, стоявшего передо мной»⁷⁸⁴. После завершения обеда Марии Павловне пришлось проделать еще ряд почти акробатических упражнений: «Мой реверанс, когда мы расставались с императором, был особенно глубок, настоящий подвиг, потребовавший удерживать в равновесии диадему, кружевную вуаль и платье из серебряной ткани».⁷⁸⁵

Наконец, парадная часть свадебных торжеств закончилась и молодых повезли в Александровский дворец, где должна была пройти их первая ночь. Там по традиции их встретила императрица Александра Федоровна с хлебом и солью: «На императрице все еще была большая диадема из жемчуга

и бриллиантов и бальное платье из белого муара, украшенное золотой вышивкой… Пришла моя гувернантка, чтобы помочь мне раздеться. Она сняла с меня драгоценности, вуаль и пышный наряд. У меня болела голова, а от веса свадебного платья на плечах остались темно-синие кровоподтеки».⁷⁸⁶ В заключение надо добавить, что после свадьбы все коронные бриллианты, украшавшие невесту, были возвращены в Бриллиантовую комнату Зимнего дворца.

Примечательно, что и в императорских дворцах были свои приметы и суеверия. Так, за два дня до свадьбы Николая II камер-фрау императрицы Марии Федоровны Флотова срочно потребовала от хозяйственных служб доставить золотой полуимпериал для высоконареченной невесты Александры Федоровны.⁷⁸⁷ Во время церемонии одевания невесты в Малахитовом зале этот золотой полуимпериал положили в туфельку невесты «на счастье». Так что перед алтарем Александра Федоровна стояла с золотой монетой в туфельке. Потом, вплоть до мая 1917 г., эта монета хранилась в кабинете императрицы в Зимнем дворце, и, наверное, только Александра Федоровна и ее муж знали, почему скромный золотой полуимпериал находился на одной полке с такими ювелирными шедеврами, как пасхальные яйца, изготовленными мастерами фирмы К. Фаберже. Кроме монеты купили еще венчальные свечи, за которые уплатили 20 руб. По русской традиции эти венчальные свечи также хранились, как памятные реликвии.

О том, что традиция укладывать золотой полуимпериал в туфельку всех царственных невест, выходивших замуж в России, соблюдалась, свидетельствует великая княгиня Мария Павловна (Младшая). Она, юной девушкой, присутствовала на одевании невесты – великой княгини Елены Михайловны в 1902 г.: «Перед бракосочетанием нас отвели в комнату, где с надлежащими церемониями одевали невесту, и, согласно старому русскому обычаю, я незаметно положила золотую монетку в ее туфельку».⁷⁸⁸ В советское время этот обычай укладывать «на счастье» золотой полуимпериал в туфельку невесты исчез вместе с золотыми полуимпериалами. Однако многие читатели вспомнят, что в дни их университетской молодости смутным следом этой традиции являлся «пятак» (т. е. советская монета достоинством в пять копеек. – И. 3.) в туфельке студентки, идущей на экзамен. Сегодня, собственно, и «пятаков» не осталось…

Перечень трат при высочайших свадьбах был огромен. К любопытным мелочам можно отнести и то, что в ноябре 1894 г. из «Материальной кладовой» Зимнего дворца были выданы двадцать флаконов духов для курения в подъездах Зимнего дворца «по случаю Высокоторжественного дня Бракосочетания Его Императорского Величества».⁷⁸⁹ Придворнослужители наливали духи на специальные раскаленные лопаточки, окуривая помещения дворца, что придавало им характерный «дворцовый» запах, о котором упоминают многие мемуаристы.

До нас дошли две картины, изображающие это торжественное действо, состоявшееся 14 ноября 1894 г. в Большом соборе Зимнего дворца. На картине И.Е. Репина – на Александре Федоровне «золотое» венчальное платье. На картине датского художника Л. Туксена – это платье белое. Но так или иначе, венчальные свечи, за которые уплатили 20 руб., в руках у молодых и на той и на другой картине. На голове у Александры Федоровны бриллиантовая диадема, внутри которой укрепили бриллиантовую венчальную корону российских императриц. Примечательно, что первой надела эту корону на голову старшая сестра императрицы Александры Федоровны – великая княгиня Елизавета Федоровна, к свадьбе которой в 1884 г., собственно, и была изготовлена эта корона. С этого времени Венчальная императорская корона составляла часть традиционного «венчального набора» драгоценностей. Наряду с бриллиантовой диадемой, надевавшейся вместе с короной, в этот набор входили длинные бриллиантовые серьги, изящная пряжка для платья и тяжелые браслеты.