Царские врата
Шрифт:
Потом она взяла красный карандаш, послюнила его и стала огромными кривыми буквами писать под рисунком:
ЭТО САМАЯ КРАСИВАЯ В МИРЕ КРАСАВИЦА
ОНА МНЕ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ НРАВИЦА
ЗОЛОТЫЕ КОСЫ СИРЕБРЯННАЯ КАРОНА
СОНЦЕ НА НЕЕ ЛЬЕТ СВЕТ С НЕБАСКЛОНА
ОНА ДЕРЖИТ ЦАРЕВИЧА НА РУКАХ
СОНЦЕ СИЯЕТ В ЕЕ ГЛАЗАХ
На языке горела горечь карандаша. Алена взяла желтый, тоже послюнила – и нарисовала вокруг головы Красавицы желтые лучи. И ребеночка
Горячий душный ночной воздух расступился.
В палате сделалось черно, как в склепе, а потом во тьме начало разгораться яркое свечение.
Свет подошел ко мне ближе. Свет обнял меня.
В нежнейшем, как облако, свете я увидела моего Убитого Сына.
Нежный юноша стоял рядом с моей койкой и улыбался, и тихо глядел на меня.
–Мама, – сказал он тихо. – Мама, вот я пришел. Здравствуй. Не бойся. Я простил тебя. Давно простил.
–Сынок, – сказала я непослушными губами. – Живой.
Я захлебнулась слезами.
Мой Убитый Сын встал перед моей койкой на колени, взял мою руку в свои руки и поцеловал.
У него были теплые, живые руки.
–Откуда ты пришел? – спросила я шепотом.
Он смотрел на меня снизу вверх, стоя на коленях перед койкой.
–С небес, мама, – ответил он так же тихо. – Там много света. Там праздник. Мы, Убитые Во Чреве, живем на небесах. Я сам возьму тебя туда.
–Да… да! – Я задохнулась от радости. – Конечно… вместе! Нет, нет, погоди… А как же Иван?.. Я хочу попрощаться… с твоим братом…
–Не плачь, мама, – сказал мой Убитый Сын и встал с колен. – Вот Иван.
Я глядела во все глаза.
Дверь в палату открылась без скрипа.
Ночь смотрела тысячью глазниц.
Белые стены и белый потолок сливались в одно снежное поле.
И по снежному полю, под черным ночным многозвездным небом шел ко мне мой сын Иван. Он шел медленно, будто через силу ступая, и я видела – он босой, и его ноги кровоточат, оставляя на снегу красные следы.
Иван подошел близко к моей кровати. Голова обрита налысо, по лицу узором плывут синяки, рот разбит в кровь.
Он улыбнулся: у него во рту не хватало зубов.
А я так любила его зубики. Его белые, ровные, чистые зубы.
–Здравствуй, мама, – сказал мой Живой Сын. – Видишь, я пришел. Брат попросил меня, и я пришел. Брат сказал мне, что ты умираешь.
–Ваня…
Перед глазами плыли, мерцали красные круги, точки, пятна, кольца, звезды.
Красные звезды и красные кресты.
–Мама, – Иван коснулся рукой моей руки. – Все идет как надо.
–Ваня… Твой брат… Я же тебе… никогда… не говорила…
–Он сам пришел. Сегодня. Взял меня за руку и сказал:
–Ваня…
–Успокойся, мама. Прошло все. Проехало.
–Ванечка… Я хочу жить…
–Ты сейчас умрешь, мама, – сказал мой Живой Сын твердо. – Скоро.
–Нет! – крикнула я.
Иван взял меня за руку.
Мой Убитый Сын шагнул вперед и взял меня за другую руку.
Я держала моих сыновей за руки, и слезы лились по моим щекам.
Огни стали загораться на моей подушке, на простыне, поверх которой лежали мои руки.
Огни вспыхивали на простыне, на одеяле, крохотные голубые и золотые, красные и оранжевые шарики сливались, наливались силой света, разгорались все ярче, языки бело-золотого пламени поднимались вверх, все выше, выше.
Пламя встало вокруг койки огромными золотыми столбами.
И мы с двумя моими сыновьями, Живым и Убитым, дрожали в сердцевине белого пламени.
Я сказала сухими губами:
–Дети, это небесный огонь. Он не жжет! Он ласкает… и любит…
Иван окунул в пламя бритую голову.
Убитый Сын улыбнулся огню. Он лучше всех знал, что это такое.
Иван наклонился ко мне. Поцеловал меня ртом с выбитыми зубами.
Убитый Сын наклонился и тоже поцеловал меня.
–Держитесь за меня крепче, – прошептала я, – это совсем не страшно.
Мне было очень страшно.
Мы втроем подались ближе друг к другу. Еще ближе. Крепко обнялись.
В окне горели поздние звезды. Больные в палате спали. Мария проснулась рано. Поглядела, как Алена лежит и дышит.
Спустила ноги с койки. Осторожно, выгнув шею, покосилась на Алену.
Высунулась в коридор. Тоненько мяукнула:
–Ира! Ирочка!
Медсестра с трудом приподняла тяжелую голову: спала сидя за столом.
–Ну что?
–К нам не подойдете?
Ира нехотя разогнула спину. Потянулась.
–Идите. Я сейчас.
Пришла в раннюю, сонную палату, неся шприц, как горящую свечу, перед собой. Отбросила одеяло, обнажила Алену. Худые ноги бежать хотели. Горло запрокидывалось, хрипело.
Ирина закатала рукав Алениного халата. Нащупала пальцами вену.
–Попробуем.
Не договорила. Медленно вводила лекарство.
Ирина и Мария видели: Алена вздохнула глубоко. Подняла над одеялом руки.
Выдохнула.
Одно слово.
Ирине послышалось: «Ды-шать».
А Мария услышала: «Ду-ша».
Уронила руки на одеяло. На лицо взошла нежная улыбка.
Медсестра равнодушно сказала:
–Все.
И опустила пустой шприц иглой вниз.