Царское дело
Шрифт:
Но тут дядя Трофим спохватился, замолчал, посмотрел по сторонам, усмехнулся и сказал уже с усмешкой:
— Ты меня, дурня, не слушай. Да ты ничего и не слышал. Спросят, где я, скажешь, у Марьи. А сам никуда не выходи. Лучше ляг да вздремни, оно будет полезней. А если нужно будет что-то срочное, то зови Фильку, он все, что ты ему прикажешь, сделает, я ему вперед плачу. А сам, еще раз говорю, никуда не суйся! Ну да чего это я заболтался? Пошли!
Они перешли через дорогу, дядя Трофим постучал в калитку князя Семена ворот. Почти сразу открылось окошко. Дядя Трофим грозно спросил:
— Чего уставился?!
Сторож открыл им калитку. Дядя Трофим входить в нее не стал, а только спросил, не спрашивал ли кто его. Сторож ответил, что никто. Тогда дядя Трофим, повернувшись к Маркелу, сказал:
— Иди! И делай все, что я тебе велел.
Маркел вошел в ворота. Они за ним сразу закрылись.
13
Во дворе у князя было еще совсем пусто. Снег громко хрустел под ногами. Маркел зашел за поварню и начал подниматься по ступенькам. Помост был чисто подметен. Работящая у дяди Трофима соседка, подумал Маркел. Да и сама она из себя очень гладкая, видная, тут же подумал он.
Но почти сразу подумалось, что не ко времени про это вспоминается. Прости, Господи, все под тобою ходим, уже смиренно подумал Маркел, перекрестился, открыл дверь, переступил через порог…
И на него накинулись! Били очень крепко, но через полушубок получалось мягко. Маркел упал на пол, свернулся калачиком, прикрылся локтями. А эти продолжали бить. Теперь они били уже ногами. Но били не насмерть, заметил Маркел, значит, сейчас уймутся.
Так оно и случилось. Кто-то велел, что хватит, и бить перестали. Но Маркел лежал не шевелясь.
— Вставай, скотина! — громко сказал тот же голос, который говорил, что хватит.
Маркел поднялся на карачки, поискал в темноте шапку и надел ее.
— Вставай!
Маркел встал и осмотрелся. В горнице было темно, только теплились лампадки. Маркел никого не рассмотрел, он только слышал, что дышат с разных сторон.
— Да что вы, православные, — примирительно сказал Маркел, — белены объелись? Чего, как псы, кидаетесь?
— Попридержи язык! — ответил опять тот же голос. — Будут тебе еще и псы. Вот ты тогда поскалишься!
Маркел неслышно усмехнулся. Глаза его уже привыкли к темноте, и он видел перед собой большое белое пятно, а по бокам еще пятна. Ага, подумал он, вот это кто: стрельцы из дворцовой сотни, белохребетники! И поэтому сказал:
— А где ваш Степан Варфоломеевич? Чего он сам не пришел?
— Некогда ему с тобой возиться, — ответил все тот же голос.
А Маркел подумал: значит, угадал, значит, это и в самом деле белохребетники. Но дальше он подумать не успел, потому что этот старший из стрельцов уже спросил:
— А где Трофим?
— Какой Трофим? — переспросил Маркел.
— Илья! — громко сказал старший стрелец.
Илья (так надо понимать) ударил — и Маркел упал. На него сразу насели и начали бить остальные. Но по лицу почти не били, а больше по бокам. Значит, не хотят убить, опять подумал Маркел, значит, я им живой нужен и видный, чтобы было, что кому показывать.
— Стой! — велел старший стрелец.
Маркела перестали бить. Старший опять спросил:
— Где Трофим?
— По делам пошел, — ответил Маркел, отхаркиваясь кровью.
— По каким делам?
— А то он мне будет объяснять! Сказал: «Иди домой!» — и я пошел.
— Илья!
Илья ударил в бок. У Маркела брызнуло огнем в глазах, и он упал лицом в пол. Его начали трясти за волосы. Он понемногу очнулся.
— Куда пошел Трофим? — спросил старший стрелец.
— К одной бабе, — ответил Маркел, задыхаясь.
— К какой?
— Я ее не видел, — ответил Маркел. И вдруг закричал: — Побойтесь Христа, православные! Я здесь в первый раз! Я никого не знаю! Мало ли у вас здесь баб…
— Илья!
Илья еще раз ударил. Маркел упал и умер. Но полежал и очнулся.
— Как эту бабу звать? — спросил старший стрелец.
— Марья, — ответил Маркел. — А какая Марья, я не знаю. Только убери Илью!
— Илья!
Илья ударил несильно, но хитро, Маркел не умер, а его всего скривило, и ему стало нечем дышать. И еще глаза из орбит вылезли. И язык уперся в пол, а пол был грязный. Эх, почему-то подумал Маркел, надо было соседку позвать, она бы пол вымыла, поскоблила даже, давно его пора скоблить…
И тут он опять умер.
Когда же Маркел опять очнулся, то он уже лежал на спине, в горнице горел огонь, было светло, и над Маркелом сидели стрельцы.
— Вот что, холоп, — сказал старший из них, — молись Богу за Филиппа.
— А кто такой Филипп? — спросил Маркел.
— Филипп — это я, — сказал старший стрелец. — Надо бы тебя совсем убить, до смерти, но я пожалел. Да и еще Ефрем за тебе просил, уже не знаю, за что. А за Трофима Ефрем не просил! Так ему и передай, когда вернется. И чтобы к лопарю больше не лез, скажи. Если убили лопаря, значит, так было надо. И если Гриша удавился, значит, он тоже так хотел. Запомнил?
Маркел кивнул. Филипп усмехнулся и добавил:
— Лопарь — колдун. На царя наколдовал, и царь преставился. И лопаря за это зарезали. И что, это все, что ему за это причитается? Да я бы его еще на мелкие клочья разорвал, и сжег бы, и пепел по ветру развеял, а душу его черную, поганую в дерьме утопил бы! А его только ножиком пырнули. Значит, пожалели, как тебя.
Маркел молчал. Филипп улыбнулся и спросил:
— Когда вы от Гриши вышли, то куда дальше пошли?
— К девкам.
— К каким девкам?