Царствие Хаоса
Шрифт:
И теперь Реми уже не обнимал жену. Он удерживал ее.
— Как ты смеешь? — крикнула Эйприл Трейси.
Отец вздрогнул на постели, попытался сказать что-нибудь, попросить дочерей не ссориться. Трейси отступила к двери. Она ошиблась насчет истерики. Истерика началась, просто не сразу. Выйдя в коридор и закрыв дверь в маленькую комнатку под непрерывные крики сестры, Трейси осознала, что насчет битья в дверь она тоже ошиблась.
Спасти человека оказалось нетрудно. Но спасти его против воли — очень тяжело. Трейси поняла это, шагая по коридорам в командный центр. Крики сестры по-прежнему звучали у нее в ушах. По пути она слышала приглушенные рыдания и далекие
Теперь Трейси совершила ту же ошибку.
Она покинула жилое крыло, включавшее две тысячи комнат, вырытых сбоку и присоединенных к старому комплексу, и вошла в широкие коридоры исходного бункера. Изначально предполагалось, что полторы тысячи человек смогут прожить здесь пять лет. Основатели пригласили почти пять тысяч, но не собирались сидеть здесь столько времени. Самым сложным оказалось вычистить и заново наполнить баки для воды и дизеля.
Вся конструкция была погребенной реликвией из другой эпохи, «капсулой времени», рассчитанной на иную угрозу, на иной конец света. Ее забросили много лет назад. Она стала туристической достопримечательностью. И пришла в упадок. Основатели выбрали это место, рассмотрев несколько вариантов. Игорь и Анатолий воспользовались своим статусом ученых и арендовали бункер под предлогом поиска нейтрино, неких неуловимых субатомных частиц. Однако на самом деле они искали совсем иную опасность: машинки, носившиеся по воздуху и по венам каждого человека.
Трейси открыла своим ключом дверь и вошла в тесный командный центр. На потолке висело кольцо мониторов, провода от них тянулись к оборудованию, которое установили инженеры. В углу притаилась блестящая стальная капсула, напоминавшая инопланетный корабль. Ее построили согласно украденным схемам; сначала считалось, что она нужна для очистки крови от маленьких машинок, но оказалось, что это некое криоустройство, побочный проект команды из Атланты. Из всего находившегося в комнате оборудования Трейси умела обращаться только с кофеваркой. Она включила ее и устремила взгляд на часы, которые вели обратный отсчет до Армагеддона.
По одному начали подходить другие основатели. У многих покраснели глаза и щеки. В отличие от прежних собраний в этой комнате, никто не болтал, не дискутировал и не спорил. Как и возле дверей бункера, здесь царило похоронное молчание.
Сварилась вторая порция кофе. Один из инженеров включил мониторы, и все принялись молча смотреть телевизионную трансляцию. Говорящие головы обсуждали неожиданного кандидата, выдвинутого в президенты. Возбуждение в студии казалось ощутимым и зловещим. Трейси глядела на мертвых людей, беседовавших о несбыточном будущем.
Две минуты.
Говорящие головы умолкли, и студию сменила сцена в пригородах Атланты. На заднем плане сверкали далекие небоскребы. На сцене девушка в черном платье взяла микрофон, сделала глубокий вдох и запела.
При звуках национального гимна Трейси прослезилась. Ей пришлось напомнить себе, что нужно дышать. И в который раз ее посетило ужасное предчувствие, что она ошиблась, что книга была всего лишь книгой, что Джон верил в ложь и вскоре она будет опозорена в этой самой комнате, перед этими самыми людьми, которых уговорила последовать за собой. Она станет очередным ложным пророком. Сестра до конца жизни будет смотреть на нее как на сумасшедшую. Газетные заголовки будут насмехаться над
Ей было стыдно, что мысль ошибиться вызывала панику.
Крупные красные цифры на таймере продолжали обратный отсчет. Она не хотела оказаться права, ни в одном смысле. Так или иначе, ее мир подходил к концу. Когда таймер дойдет до нуля, Трейси окажется изгоем либо узником.
Череда экранов показывала одну и ту же сцену с разных ракурсов: все новостные станции и сети сосредоточились на девушке в черном платье. Один экран переключился на обязательный строй истребителей, рассекавших воздух. Еще один продемонстрировал группу сенаторов и конгрессменов, прижавших ладони к своей проклятой патриотической груди. Трейси высматривала Джона, ей показалось, она увидела его рядом со сценой, в пиджаке, который подчеркивал красивые плечи, но оттопыривался на ребрах. Таймер показывал пять секунд. Кто-то из основателей принялся шепотом считать.
Три.
Два.
Один.
Ряд нулей.
И ничего не произошло.
— Они до сих пор дышат, — сказал кто-то.
Игорь выругался и полез за своими чертовыми часами.
Три секунды длились целую вечность. Никто не шевелился.
— Твою мать, — произнес кто-то.
Камера Си-эн-эн тошнотворно накренилась, оператор пошатнулся, и Трейси поняла, что говорил один из репортеров. На другом экране возникла яркая вспышка, мелькнуло грибовидное облако, и картинка пропала.
Девушка уже не пела. Ее сменили заставки телеканалов и ошарашенные дикторы, уставившиеся на свои мониторы. В студии новые яркие вспышки появились на последнем работавшем мониторе, который показывал какую-то панораму с большого расстояния. Три классических кошмарных грибовидных облака вознеслись к небесам, расталкивая другие облака. Затем монитор тоже отключился, неубедительно пообещав «скоро вернуться».
— Выключите! — вскрикнул репортер, махая кому-то за кадром. — Выключите…
И кто-то выключил. Где-то во всех этих венах щелкнул переключатель, и все говорящие головы на всех экранах повисли или склонились набок. Из носа махавшего репортера хлынула кровь. Его рот приоткрылся, глаза остекленели.
Основатели в командном центре затаили дыхание и молча смотрели, прижав руки ко рту. Сомневавшиеся поверили. Все замерло. На экранах двигались лишь тонкие красные струйки, стекавшие из носов и ушей. Не осталось ни одного живого человека, чтобы повернуть камеры, сменить картинку, которую могли видеть лишь десять основателей у оплетенных проводами мониторов.
— Вырубите их, — наконец попросил кто-то. Все вздрогнули.
Трейси смотрела, как Дмитрий возится с панелью управления. Он случайно переключил канал, попав на повторные показы. Шел сериал: семья за обеденным столом, неудачная шутка, «консервированный» смех из динамика, иллюзия того, что где-то там, как и всегда, продолжается жизнь. Но теперь консервированным был не только смех. Консервированными стали они все. Все человечество. То немногое, что от него осталось.
— Эй. Проснись.
Сны. Всего лишь сны. Черный призрак, рвущий когтями ее мать, злая ведьма, хоронящая отца и сестру. Обливаясь потом, Трейси села на постели. Почувствовала, как на плечо легла рука.
— У нас проблема, — сказал кто-то.
Массивный силуэт на фоне тусклого света, льющегося из коридора.
— Анатолий?
— Идем, — позвал он и, тяжело ступая, вышел из крохотной комнатки под горой.
Трейси перебралась на другую сторону широкой койки, реквизированной для двоих, и натянула несвежие штаны и рубашку.