Царство Флоры
Шрифт:
— Там на нем только моя кровь, — бросила Аля. — Моя и ее. Мы сестры с ней, сестры по крови, ясно вам? Кровью своей друг другу клялись, и никто, слышите, никто нас никогда уже не разлучит, никакие паршивые…!
Она выкрикнула ругательство хрипло и гневно.
Колосов невозмутимо выслушал и продолжил:
— И не только ножичек будут эксперты исследовать. Но еще и вот это. — И он показал Але уже знакомый Кате пластиковый пакет с сиротливо заключенным внутри винтовочным патроном.
— Откуда это у вас?
— Узнаете? А говорят, отличить один патрон от другого
— Откуда это у вас?
— Да вот подруга ваша Фаина поделилась. Принесла и выдала добровольно. — Колосов убрал патрон с глаз долой. — Говорила, что он из вашей сумочки в спальне выпал. Говорила, что пугаете вы ее такими вот своими выходками.
— Все вы лжете, она… не могла она меня заложить.
— Еще такие же винтовочные патроны у вас есть? — Колосов встал.
— Нет. Это мой талисман, оберег.
— А к пистолетам «ТТ»?
— Нет.
— А сами пистолеты?
— Какие еще пистолеты? Вы что?
— Предупреждаю, мы проведем в вашей квартире обыск.
— Да ищите, что хотите, нет там никаких пистолетов.
— Что, в другом месте хранятся? — хмыкнул Колосов. — Екатерина Сергеевна, слышали?
— Лжете вы, не могла Фаина меня заложить, продать, — повторила Аля упрямо. — Радость моя… радость… Не верю я вам.
— Пегова боится и, возможно, подозревает вас в убийствах своих любовников Марата Голикова и Арнольда, — сказал Колосов. — Боится и подозревает. Вот чего вы, уважаемая, добились.
Глава 24 ВЗГЛЯД НА КАРТИНУ
Аля покинула стены розыска с такой поспешностью и таким лицом, что дежурный на КПП, которому она сунула под нос отмеченный Колосовым пропуск — знак свободы («пока что идите гражданка Ойцева, но скоро мы вас снова вызовем»), проводил ее суровым многозначительным взглядом.
Почти бегом она ринулась в направлении Тверской. Возле телеграфа ее окликнул по имени знакомый голос:
— Радость моя! Наконец-то!
На стоянке у телеграфа стоял «Вольво». Стекла были опущены, за рулем сидела Фаина.
Аля ускорила шаг.
— Радость моя, ты что? — Фаина выскочила на тротуар. Зацепилась высоким каблуком за выбоину в асфальте, едва не упала, неловко схватилась за дверь, сломала ноготь. Аля уносилась прочь, не чувствуя под собой ног. — Подожди, ты куда? Я здесь, я два часа тебя жду, там менты припарковаться не дали! Радость моя! — Фаина бросилась за ней, кое-как закрыв машину, забыв про опущенные стекла, забыв про свой пиджак на заднем сиденье и сумку.
«Радость моя!» — эхом аукнулось в проходном дворе, ударилось о закрытые железные ворота почтового отделения. Аля, не оборачиваясь, завернула за угол, убегая все дальше вверх по Тверской. Они с Фаиной на какое-то мгновение словно поменялись местами, и теперь она повторяла, словно эхо, словно заигранная шарманка: «Радость, радость».
Фаина догнала Алю, схватила ее за руку, развернула к себе.
— Ты что? Ты куда?
— Тварь ты, — сказала Аля. — Тварь, предательница!
— Ты с ума сошла?
— Заложила меня им, патрон тот, что со стрельб я хранила, им притащила. Наплела на меня.
— Я наплела?
— Они меня в убийствах
— Куда ты собралась?
— Это не твое дело. Больше ты меня не увидишь, предательница!
— Я не предательница, просто… Это они во всем виноваты, менты, сволочи, — прекрасное лицо Фаины исказилось. — Что я могла там одна? Они меня вынудили. Они это умеют. Они и отцу моему всю жизнь изгадили, а теперь и до меня… и до нас с тобой добрались!
— Я не хочу тебя больше видеть. — Аля повернулась, чтобы уйти.
— Нет, радость моя, а как же я? Как я буду жить без тебя?!
В этот момент их точно накрыло волной — внезапно, точно по мановению волшебной палочки, они оказались внутри людского водоворота, внутри небольшой, но ужасно шумной толпы, расцвеченной аляповатыми флагами, розовыми и голубыми воздушными шарами. Толпа, а точнее демонстрация, двигалась по Тверской мимо мэрии к Пушкинской площади. Впереди плыли лозунги «Даешь парад любви!». Фаина увидела парней в голубых футболках, шагавших в обнимку, узрела своих приятельниц по клубу «Сто сорок по Фаренгейту». Розовый шарик лопнул над самым ее ухом.
— Аличка, радость моя, не уходи, прости меня. — Она бросилась на шею Але, как невеста бросается на шею жениху. — Я предательница, сволочь, тварь, ну если хочешь, ударь меня. Ударь прямо здесь, только не бросай!
— Я ж, по-твоему, убийца, — сказала Аля.
— Наплевать, пусть, — шептала Фаина (видел бы ее сейчас кто-нибудь из прежних ее мужиков!).
— А может, и правда я их замочила, а? — Аля засмеялась, запрокидывая голову, а потом, враз оборвав смех, с неожиданной, почти мужской силой оттолкнула напиравших на них геев с голубыми шарами. — Куда прете, пацаны? В обход, в обход, тротуар занят!
Тверской улицы не было видно из окон кабинета, где остались Катя и Колосов.
— И что же ты хотела мне поведать? — спросил он.
Катя открыла было рот и… не нашла подходящих слов!
— Что же ты молчишь?
— Никита, я не готова. Не знаю… дай мне, пожалуйста, еще время. — Катя не узнавала себя: как же так, давай объясняй, ты же добивалась этого разговора. — Дай мне время, я должна посмотреть, проверить.
Колосов пожал плечами.
— Если ты свободен сегодня вечером, то… Я тебе позвоню, и мы встретимся.
— В том же баре на Покровке? Катя, на чем это записать? А мне что, прямо так, в форме, являться?
Катя не расслышала, что он там бормочет. Вылетела из кабинета, подобно гражданке Ойцевой, — как пробка из бутылки шампанского.
Парадной формы Колосов так и не снял. Приехал следователь прокуратуры, и они вместе отправились в Химки, где в местном УВД стояла на приколе извлеченная со дна канала милицейская «Волга». Наличие следов крови в багажнике подтвердилось, следователь вызвал группу экспертов с тем, чтобы были взяты образцы ДНК для исследования и сравнения. Колосов доложил ему данные проверки машины: «Волга» действительно принадлежала Каляевскому поселковому отделению милиции — «Город Александров Владимирской области».