Царство небесное силою берется
Шрифт:
Таруотер не мог не слышать его, но продолжал идти и через секунду скрылся из виду.
«Черт бы подрал эту дремучую бестолочь», — выругался про себя Рейбер. Он стоял и смотрел на дорожку, по которой ушел мальчик. Никакого желания идти за ним у него не было, потому что он знал, что тот все равно вернется, что Пресвитер не даст ему уйти. И овладевшее Рейбером в очередной раз чувство подавленности росло теперь совсем от другого корня: теперь он знал наверняка, что от мальчика ему не избавиться. Он останется с ними до тех пор, пока не исполнит то, за чем пришел. Или пока не исцелится. Рейбер снова увидел слова, которые старик
ГЛАВА 7
«Чероки-Лодж» был складом, переоборудованным под гостиницу, нижний его этаж был выкрашен в белый цвет, а верхний — в зеленый. Здание частично стояло на земле, а частично на сваях над маленьким ровным, как зеркало, озером, которое окружал густой зеленый лес; уходя к серо-синему горизонту, лес становился черным. Длинный фасад гостиницы, сплошь обклеенный рекламой пива и сигарет, выходил на шоссе, которое футах в тридцати от нее пересекало проселочную дорогу, за узкой полоской колючего бурьяна. Рейберу и раньше случалось проезжать мимо, но соблазна остановиться не возникало никогда.
Он остановил свой выбор на этом мотеле, потому что от него до Паудерхеда было всего тридцать миль, и он был дешевый. На следующий день они приехали туда втроем, и до обеда у них еще оставалось время, чтобы погулять и осмотреться. Поездка прошла в тягостном молчании. Мальчик, как обычно, сидел на своем месте с видом иностранной коронованной особы, которая ни за что не опустится до разговора на чужом языке. Грязная шляпа и вонючий комбинезон сидели на нем вызывающе, как национальный костюм.
Рейбер придумал план ночью. Надо было привезти мальчика обратно в Паудерхед и заставить посмотреть на все то, что он сделал. Учитель надеялся, что, увидев и почувствовав все снова, на том же самом месте, мальчик испытает настоящий шок, и тогда его травма излечится сама собой. Все его подсознательные страхи и побуждения вырвутся наружу, а дядя — его сочувствующий, сопереживающий, все понимающий дядя — будет рядом и все ему объяснит. Он не сказал, что они поедут в Паудерхед. Мальчик думал, что они отправляются на рыбалку. Рейберу показалось, что денек-другой, проведенный в лодке на озере, с удочкой в руках, поможет расслабиться перед столь серьезным экспериментом и позволит ему снять напряжение, как свое собственное, так и Таруотера.
Один раз но дороге на озеро его сбило с мысли внезапное появление нелепой Пресвитеровой мордочки в зеркале заднего вида; она возникла ниоткуда, а затем опять исчезла; малыш попытался перелезть через спинку переднего сиденья к Таруотеру на колени. Мальчик развернулся и, не глядя на запыхавшегося малыша, резко толкнул его обратно на заднее сиденье. Одной из первоочередных задач Рейбер поставил себе объяснить мальчику, что его стремление окрестить малыша — это своего рода болезнь,и явным симптомом выздоровления будет способность посмотреть Пресвитеру в глаза. Рейберу казалось, что если Таруотер сможет смотреть малышу в глаза, можно быть уверенным — свою навязчивую идею окрестить его он рано или поздно преодолеет.
Как только они выбрались из машины, Рейбер принялся внимательно наблюдать за мальчиком,
Таруотер резко вскинул голову и застыл, как будто учуял знакомый запах, который шел по-над озером от соснового бора на том берегу. Под пыльной, похожей на луковицу шляпой его вытянутое лицо живо напомнило Рейберу некий корнеплод, который внезапно выдернули из земли и выставили на свет божий. Таруотер сощурился так, что озеро должно было казаться ему не шире лезвия ножа. На воду он смотрел с неприкрытой враждебностью, весьма для него характерной. Рейберу даже показалось, что, увидав ее, мальчик задрожал. По крайней мере кулаки у него точно сжались, в этом учитель был уверен. Потом взгляд у него стал чуть менее напряженным, и он своим обычным стремительным шагом двинулся, не оборачиваясь, в обход здания.
Пресвитер выкарабкался из машины и уткнулся лицом отцу в бок. Рейбер машинально взял его за ухо и осторожно потрепал, как будто пробежался пальцами по чувствительному шраму от старой раны. Затем он оттолкнул ребенка, взял сумку и направился к дверному проему, закрытому сеткой от насекомых. Дойдя до дверей, он увидел, что Таруотер выходит с другой стороны здания, и ему показалось, что вид у мальчика такой, будто за ним кто-то гонится. Рейбер не мог понять, какое чувство в нем сильнее: жалость, которую он неизменно чувствовал, в очередной раз перехватив этот затравленный взгляд, или злость на то, как мальчик относится к нему самому. Таруотер вел себя так, словно хотел посмотреть, на что способен Рейбер, если вывести его из себя. Учитель открыл дверь и вошел, предоставив мальчикам самим решать, оставаться им на улице или войти за ним следом.
Внутри было темно. Слева он увидел стойку, за которой сидела, поставив локти на столешницу, женщина, полная и простоватая на вид. Он поставил сумки на пол и назвал свою фамилию. Она смотрела прямо ему в глаза, но ему показалось, что глядит она куда-то сквозь него. Он оглянулся. В нескольких футах от него Пресвитер, открыв рот, уставился на женщину.
— Как тебя зовут, сладенький?
— Его зовут Пресвитер, — резко сказал Рейбер. Его всегда раздражало, когда кто-то пялился на малыша.
Она с пониманием покачала головой.
— Полагаю, вы привезли его сюда, чтобы дать матери немного отдохнуть, — сказала она. В ее глазах светились любопытство и сочувствие.
— Я все время с ним, — сказал он и, не сдержавшись, добавил: — Мать его бросила.
— Не может быть, — выдохнула она, — хотя, вообще-то, женщины тоже всякие бывают. Только я бы такого никогда не оставила.
«Ты даже глаз от него оторвать не можешь», — раздраженно подумал он и принялся заполнять карточку. Потом, не поднимая головы, спросил:
— Можно взять напрокат лодку?
— Для отдыхающих бесплатно, — сказала она. — Только если кто утонет — сами виноваты. А он? Сможет он сидеть в лодке смирно?
— С ним еще никогда ничего не случалось, — пробормотал он, закончил заполнять карточку и протянул ей. Она прочитала, подняла глаза и уставилась на Таруотера. Он стоял в нескольких футах от Пресвитера, засунув руки в карманы и низко натянув шляпу на лоб, и с подозрением озирался вокруг. Женщина нахмурилась.
— А этот мальчик — он тоже ваш? — спросила она, указывая на него карандашом, как будто это не укладывалось у нее в голове.