Целебный яд
Шрифт:
С этими мыслями Карл постучался в приоткрытую дверь занимаемой ею каюты и, получив разрешение, — вошел. Анита полулежала на кушетке, подперев голову обеими руками.
Не вставая, она резко повернулась к Карлу.
— Ах, это вы? — спросила она, поджав губы. — Не ожидала вас видеть.
Крепкий запах духов ударил ему в нос с такой силой, что он чуть не задохнулся. Столик у кушетки был заставлен флакончиками и баночками всевозможных видов и размеров. Кроме того, на нем были навалены разного рода сувениры и статуэтки, купленные в местах стоянки
На этом единственном в каюте столике лежала и большая морская раковина, из тех, что рыбаки во многих портах продают за бесценок.
Карл первым делом подошел к иллюминатору.
— Здесь очень душно! Больному человеку нужен прежде всего чистый воздух, — сказал он, открывая иллюминатор.
— Этого мне кажется недостаточно, — нервно ответила Анита.
— Конечно. В более тяжелых случаях необходимо применять и соответствующее лечение.
— И больше заботы и внимания! — добавила она.
Карл отошел от иллюминатора, посмотрел Аните в лицо и спокойно сказал:
— Я с вами согласен, но вам следует знать, что заботы и внимание должны быть обоюдными.
Губы Аниты дрогнули. Она приподнялась на кушетке и вызывающе бросила:
— Уж не хотите ли вы этим сказать, что я не заслуживаю, чтобы обо мне заботились?
— Разрешите вас спросить, случалось ли в вашей жизни, чтобы вы о ком-нибудь позаботились?
Она удивленно взглянула на своего собеседника. Такого вопроса никто до сих пор ей не задавал.
— Но я ван Снуттен! А это кое-что значит!
— Да, в ваших глазах это значит многое, но на некоторые вещи надо смотреть и глазами других людей… — подчеркивая каждое слово, ответил Карл.
— Не понимаю вас! — вскакивая с кушетки, почти гневно воскликнула она. — Что вы хотите этим сказать?
Хасскарл молча смотрел на стоявшую перед ним девушку.
— Вы молчите? Отлично. Раз вы не желаете высказаться, позвольте мне вам сказать то, что я думаю. Для ван Снуттен не имеет абсолютно никакого значения, что думают другие… в особенности… если эти другие живут на их средства! Понятно!
Эти слова, произнесенные одним духом, словно ножом полоснули сердце молодого ученого. Хасскарл побледнел, дрожь пробежала по всему его телу.
— Благодарю вас! Этого я не ожидал! — проговорил он глухим голосом.
Вернувшись в свою каюту, он со сжатыми кулаками бросился на койку. Это было его любимое место: здесь под монотонный напев морских волн предавался он своим тяжелым думам. В каюту юфроу он пошел с самыми чистыми намерениями оказать ей помощь, бодрый и уверенный, а вышел оттуда подавленный и совершенно разбитый. Его удивила жестокость молодой ван Снуттен. Правда, ему была понятна психология таких людей, как Анита, но несмотря на это он не мог примириться с нанесенным ему оскорблением. Если бы эти слова были произнесены до его отъезда, он без всякого колебания послал бы ко всем чертям предложение ван Снуттена…
Но теперь? Теперь он ничего не мог сделать.
Постепенно выбираясь из зоны затишья, клипер продолжал медленно двигаться в юго-восточном направлении.
Вдруг совершенно неожиданно разразилась буря…
Небо было ясным, солнце сильно припекало. Легкий попутный ветер покачивал корабль. „Голландия“ находилась примерно на той же широте, на которой лежит остров Святой Елены, только на несколько сот километров восточнее его.
Сначала на северо-западе показалось маленькое темное пятнышко. Оно казалось странным и необычным на голубом фоне неба.
Его внезапное появление обеспокоило старых матросов.
— Нехороший знак, ребята… — замечали одни.
— Да, не к добру… — отвечали другие, и весть об этом зловещем облаке вскоре разнеслась по всему кораблю. Между тем оно быстро увеличивалось.
Ветер совершенно стих. Паруса повисли. Наступило зловещее затишье. Несколько раз пронесся над кораблем буревестник и, как бы спасаясь от темной тучи, скрылся где-то в юго-восточном направлении.
Барометр начал стремительно падать, предвещая бурю…
Ван Петерсену пришлось выйти из своей каюты. Он посмотрел на небо и тотчас же созвал своих помощников на совещание. Однако он не послушался советов Фердинанда Клааса и, полагая, что начинается обыкновенная буря, приказал спустить только главные паруса, а оставить марсели и продолжать идти прежним курсом. Таким образом он хотел использовать направление ветра для ускорения движения корабля. Этим Петерсен внес известное успокоение среди экипажа. Матросы быстро выполняли приказания, но нетрудно было заметить, что опытные моряки недоверчиво покачивали головами. Что-то казалось им неладно…
Когда все приготовления были закончены, ван Петерсен снова удалился в свою каюту, передав командование кораблем Фердинанду Клаасу.
Клаас не отрывал взгляда от неумолимо надвигавшейся тучи, ставшей уже большой и черной. Временами ее прорезали молнии. Все тревожно посматривали на небо. Начало темнеть. Море и небо слились воедино. Встревоженный опасностью, первый помощник капитана вызвал к себе Иоганна.
— Мне все это, господин помощник, не нравится. Мне кажется, что мы попали в тропический циклон, а не в обыкновенную бурю. Если мы не переменим курса, то едва ли нам удастся его избежать, а в таком случае… — ответил старый матрос и своими словами еще более взволновал Клааса. Клаас и так был того же мнения, но все еще надеялся, что капитан не ошибся.
Перескакивая через канаты, паруса и другие сложенные на палубе снасти, он поспешил в капитанскую каюту.
— Господин капитан, нужно изменить курс корабля, — доложил Клаас.
— Это почему же? Исполняйте то, что я приказал.
— Есть, господин капитан! Но… в скором времени разразится циклон и, если мы не избежим его центра… мы не выдержим.
Капитан встал раздраженный.
— Кто вам сказал, что это циклон?
— Все признаки налицо, господин капитан. Если выйдете на палубу, то вы сами в этом убедитесь. Не может быть никакого сомнения.