Целитель 11
Шрифт:
— Ну, как долго… — Козлов нервно-зябко потер ладони. — Тут рядом, на площадке сто двенадцать, монтажно-испытательный корпус — туда по железной дороге привозят ступени «Раската», и собирают вместе… э-э… лежа. А ТМК… э-э… тяжелому межпланетному кораблю устраивают предполетную проверку во-он в том МИКе, на площадке 2-Б. Потом его накроют обтекателем, отвезут на заправку — и подадут к ракете. Мороки хватает! — хихикнул он. Покосился на сумрачного Глушко, и добавил: — Главное, что с двигателями разобрались. А то, представляете, десятки ЖРД сразу! Помню, как наша красавица
— Все равно, Дмитрий Ильич, даже двенадцать двигателей — это слишком много, — кисло вымолвил Глушко, — надо довести их число до четырех, как на «Сатурне-5».
Устинов развернулся к нему всем корпусом.
— «Раскат» отлажен, Валентин Петрович, — внушительно забасил он. — Спасибо вам, что перевели вторую и третью ступень на водород — теперь у нас есть тяжелая ракета-носитель Ее хватит, чтобы вывести на орбиту блок большой орбитальной станции в сто тонн, а вот наши, советские, челноки запускать… Пора браться за супертяж, товарищ Глушко, за ваш «Рассвет»!
Дмитрий Ильич благожелательно кивал, а Глушко резко побледнел, и замямлил, краснея от воскресших надежд:
— Да мы, в принципе, в инициативном порядке… Мы работали… Работаем над «Рассветом»! Там планировался… там будет центральный блок с четырьмя двигателями, работающими на водороде и кислороде, а к нему — вот так! — он показал на вздрагивавших пальцах, — крепится и полезная нагрузка, тот же челнок, и ускорители, от четырех до восьми, чтобы запускать в космос и сто, и сто пятьдесят, и даже двести тонн!
Автобус остановился, развернувшись, а Валентин Петрович продолжал с жаром втолковывать Устинову, какие ослепительные перспективы открываются перед советской космонавтикой.
Кубасов с Почтарем вышли, посмеиваясь, Козлов снисходительно улыбался. Он-то добился своего, продолжил начатое Королевым, и еще лет десять его Н-1 станет возносить на орбиту спутники и модули станции «Мир».
— Дмитрий Ильи-ич, — подлизывался Корнеев, — а правда, что станция будет большой? Я имею в виду, по-настоящему большой?
— Да куда уж больше! — хмыкнул генеральный. — Тысяча тонн весу, семь тысяч кубометров объемом, экипаж из пятидесяти человек! И это же не просто станция, вроде «Салюта», а и орбитальная верфь, орбитальный завод. Товарищ Байбаков рассчитает для «Мира» нормы выработки, и пусть только не выполнят план! Сразу премии лишим!
— Здо-орово… — выдохнул Витёк.
— А мы будем водилами! — расхохотался Почтарь. — Стартуем на «челноке», доставим на орбиту сырье или смену, а на Землю — с готовой продукцией! Нет, правда, здорово…
Устинову все же удалось вырваться из плена у восторженного Глушко — широкими шагами министр приближался к нам. Валентин Петрович тут же вцепился в Ромуальдыча.
— Ну, как вам экскурсия? — улыбнулся Дмитрий Федорович.
— Класс! — заценил Корнеев. — Плохо, что наше «изделие» не запустят…
— А это на крайний случай, — криво усмехнулся
— Всегда готовы, — без улыбки ответил я. — Проще всего запустить ту модификацию инвертора, что склепали новосибирцы — она идеально умещается под обтекателем. Мы тут покумекали со здешними спецами — и отволокли «изделие» в МИК. Стыковочный узел присобачат со стороны эмиттера. Выводим инвертор на полярную, стыкуем с «Алмазом-4» и…
—…Открываем огонь! — жизнерадостно заключил Корнеев.
— Балбе-ес! — ласково затянул я. — Знаешь, что в этом случае увидят космонавты с борта ДОС? Как по всей Земле красивыми, такими, огоньками пыхают термоядерные взрывчики! А лет через двадцать те американцы, что не сгорят сразу или не вымрут потом, изберут всем своим полудохлым племенем… Ну, не президента, конечно, а вождя. Устроят охоту на одичавших коров! С дубинами и копьями… А ученых будут сжигать на кострах!
— Да мы и сами одичаем, — пробурчал Устинов. — Ладно, поехали. Мне еще в Целиноград лететь — Язов туда перебрался, вместе со всем своим штабом. Валентин Петрович! Арсений Ромуальдович! По машинам!
Я оглядел циклопические башни обслуживания, и поднял глаза к небу. Где-то там, за голубым покровом атмосферы, наверняка кружит, наматывает витки спутник-шпион.
Осмотревшись — никто не видит? — я вытянул вверх руку, и показал средний палец.
«А вот вам всем!»
Понедельник, 1 июня. День
Вашингтон, Пенсильвания-авеню
Даунинг молча разложил перед президентом глянцевые фотографии.
— Джек, — буркнул Рейган, — вы думаете, я могу разобрать, что тут изображено?
— Эти фото переданы со спутника «Кей-Хоул Кристал», сэр, — директор ЦРУ постучал ногтем по плотной карточке. — На снимке — космодром Тюратам. Три дня назад из Новосибирска сюда доставили боевую инверсионную установку «Факел». Вот она на железнодорожной платформе под брезентом… А вот ее завозят в МИК… По сообщениям нашего агента, инвертор снабдили стыковочным узлом и уже накрыли обтекателем. Все ступени ракеты Н-1 находятся в другом монтажно-испытательном корпусе, их проверяют и соединяют.
Лицо Рейгана обрюзгло.
— Значит, — медленно выговорил он, — время истекло…
— Сэр, — негромко сказал Даунинг, — наши аналитики не уверены, что ракета готовится для доставки на орбиту именно «Факела». Дело в том, что здесь, — он ткнул пальцем в снимок, — на площадке номер 2-Б, в МИКе для космических аппаратов, ведется предстартовое тестирование тяжелого межпланетного корабля «Заря-1»…
— Джек, — сухо молвил президент, кривя губы, — а когда ваши аналитики уверятся? После старта ракеты? — он с такой силой сцепил пальцы, что те побелели, и глухо заговорил: — НАСА работает днем и ночью, но всё равно, ожидать шаттл «Челленджер» раньше зимы бессмысленно. Всё, Джек, мы начинаем операцию «Щит пустыни»!