Целитель, или Любовь с первого вдоха
Шрифт:
До аптеки дохожу за несколько минут, столько же трачу на покупку, но возвращаться не спешу — иду медленно, продумывая каждое слово, что Ласточке хочу сказать.
— По тонкому льду ходишь. Упустишь свою ласточку, не вернешь никогда, — у двери отеля меня поджидает невысокая тень. Голос знакомый, скрипучий и сокрушающий. — Одумайся! — будто кулаком в лоб.
Чтобы разглядеть лицо старушки, мне приходится податься ближе и наклониться, но в лицо влетает, с потоком холодного ветра, ворох снежинок и песка. И пока отмахиваюсь, отплевываюсь, бабулька исчезает.
Сбежала,
Теперь я точно знаю, о какой Ласточке речь, но за что прощение просить я буду? О чем бабулька говорила в прошлый раз? А еще меня тревожит вот что: не та ли это провидица, что преследовала Генри?
Я ведь и не собирался предавать Арину, потому что хочу изменить себя, сломать физиологию, научиться ждать свою женщину и быть верным. Что же мешает? Предательское предчувствие, что не справлюсь…
Глава 23
Ласточка. Ранее
Все-таки позволяю ему себя провести. Не знаю его имени, кто он, чем дышит и чем увлекается, но позволяю на пороге дома притронуться к моим губам.
Нежно, настойчиво и особенно.
А когда задыхаясь, вбегаю в комнату, еще долго не могу уснуть, прячусь под подушкой, чтобы хозяйка не услышала моих радостных визгов и не проснулась.
Он ведь такой… такой необычный. Такой ласковый и внимательный. Такой… мой.
Я влюбилась. Вот так сразу и необратимо. Это понимаю по учащенному ритму сердца, по бессонной ночи, по утру, что лучом солнца забирается в постель и щекочет мои щеки, пробуждая загадочную улыбку.
Даже Альбина Витальевна замечает, что со мной что-то не так. Поглядывает на меня, усмехается, но все-таки останавливает, когда я, забыв все на свете и даже голову, спешу на работу.
— Весна ты моя, что случилось?
— Все в порядке, — застегивая босоножки, прячу счастливую улыбку, но женщина все равно переспрашивает.
— Точно? Ты никуда не встряла, душа моя?
— Надеюсь, что нет, — выпрямляюсь и хотя хозяйка по факту чужой человек, бросаюсь ее обнять.
— Слушай, он точно того стоит? — она отводит меня от себя за плечи, разглядывает, а я любуюсь ее светлым лицом, паутинкой морщин и нахожу небольшое сходство с мамой. За этот месяц женщина была роднее всех на свете, потому и ожили такие ассоциации.
— Не знаю, — смущаюсь. Как она так быстро догадалась? — Но хочется, чтобы тот самый.
— Это лишь время проверит, моя хорошая, а пока… — она убирает мои непослушные прядки за ухо, — не спеши.
— Не буду. Обещаю.
Но вечером, когда чернявый Айболит забирает меня после работы, я все напрочь забываю. Есть только его руки, его дыхание, его голос…
Я даже не сразу понимаю, как мы оказываемся в общежитии, одни в комнате. Здесь уютно, две кровати под стеной, посередине письменный стол, шкаф и широкое окно с видом на южный город.
Я не могу противиться, у меня даже не возникает таких мыслей. Отдаюсь полностью его власти. Ласке, нежности и настойчивости.
Все
Страсть была безмолвной, жадной, ненасытной. Мы не успевали даже толком пообщаться. Работали каждый день и встречались вечерами, а по ночам я писала любовные истории и мечтала когда-нибудь опубликовать их. И так, в счастье и радости, пролетают две недели. А в пятнадцатый день нашего знакомства случается то, что переворачивает наши жизни вверх дном.
Меня находит отец.
Чудом замечаю из окна знакомое авто и Егора, охранника, что подпирает капот ягодицами. На улице дождь льет, словно небо порвалось. Сбегаю через черный ход и, прихватив документы с ноутом и не предупредив даже хозяйку, уезжаю из города. Меня накрывает такой животный страх, что не могу себя сдержать. Плачу у окна маршрутки вместе с ливнем, потому что вынуждена отказаться от такого близкого и внезапного счастья, бросить любовь, забыть о чувствах, что вспыхнули в груди. Я не смею втягивать моего темноволосого Целителя в разборки сильных мира сего. Папа уберет его, простого врача, с дороги, только чтобы выгодно выдать меня замуж. Мне ли не знать, на что отец способен ради достижения своей цели.
Остановившись в одном провинциальном городке, устраиваюсь мойщицей посуды в кафешке и снимаю кровать в хостеле. Кажется, что снова начинаю жить заново. Словно учусь ходить и дышать. Потому что эта жизнь, без моего любимого незнакомца — скудная и черно-белая. Хочу знать его настоящее имя, хочу слышать его голос, хочу назад, в его объятия и руки.
Но нельзя.
Выдерживаю с трудом несколько недель, хотя мне кажется, что проходит вечность, и однажды вечером решаюсь все-таки восстать против всех, только чтобы быть счастливой.
Возвращаюсь.
Набравшись смелости и решимости преодолеть любые преграды, только бы с ним быть. С целителем моей души.
Бегу по коридору общежития, чтобы обнять любимого, посмотреть в глаза, признаться во всем, укрыться на его сильных плечах от невзгод.
Но осколки счастья больно врезаются в сердце, когда открываю дверь комнаты.
Мой черноволосый врач в объятиях другой. Они в откровенной позе, сплелись, сталкиваются телами так порочно, что я теряюсь в пространстве и времени. Все сразу становится ясно, как будто прозрела.
Меня кто-то утаскивает в сторону, дверь хлопает, слышу в отдалении голос, который когда-то любила, а теперь ненавижу. Зажимая рукой рот, стараюсь не кричать и не плакать.
Не дождался меня. Не любит и никогда не любил. Просто воспользовался. А я верила…
Проваливаюсь в такую черную мглу и выныриваю из нее только через много-много месяцев, когда на руки кладут крошечный живой конвертик. Цепляюсь за темные глазки, короткие пальчики и тонкий голосок, как за соломинку. Ради него буду жить. Ради сына, которого тот, чье имя я так и не узнала, никогда не увидит.