Целитель. Двойная игра
Шрифт:
– Звоню курьеру по телефону, – пожал плечами Вакарчук, – и спрашиваю о чём-нибудь. Ну, скажем: «Это третья квартира?» Или сообщаю, что бабушка приедет четвёртого вечером, не забудь, мол, встретить. Как правило, мне отвечают: «Вы ошиблись номером» – это значит, что информация получена. Главное, назвать числительное. Тройкой обозначается схрон на кладбище, четвёрка совсем в другом месте – на старой котельной, что за медтехникумом. Хм… Я полагаю, курьера вы уже вычислили?
– Вычислили, – небрежно кивнул Синицын, – но не трогаем. Пригодится ещё.
– Мне кажется… – начал Вакарчук
– Ах вот оно что… – протянул Игорь Елисеевич. – Что ж, это многое объясняет. Да, пока не забыл, – сказал он, поднимаясь. – Мы хитрым способом оформили вам длительную командировку, так что проблем на заводе быть не должно. Работаем!
Черненко терпеть не мог, когда Брежнев попросту звал его Костей. Спору нет, такое обращение отдавало доверием и говорило о дружеской приязни Генерального, но Константина Устиновича оно коробило – глубинная крестьянская натура, не чуждая тщеславия, восставала против небрежного отношения к нему, самому влиятельному человеку в ЦК.
Черненко помотал седой головой, усмехаясь своим мыслям.
«А что? Разве неправда? – погордился он маленько, красуясь перед собой. – Как говорят англичане, свита делает короля!»
Константин Устинович мягко улыбнулся, вспоминая, с какой чваной снисходительностью относились к нему члены Политбюро и секретари ЦК КПСС. Что для них какой-то заведующий Общим отделом? Серенькая канцелярская крыска!
А Черненко и впрямь никогда не лез в первые ряды, скромно держался в сторонке, ни на что не претендуя. Зачем? Он и без того был третьим человеком в стране!
Завотделом сошёл с натоптанной дорожки, чтобы провести рукой по тёмной пахучей хвое. Угадал – это не ёлка, а пихта. Иголочки мя-ягкие, совсем не колются… А дух какой… Шаловливый ветерок прошёлся по парку, клоня верхушки. Берёзки и даже столетняя липа взволнованно зашелестели, а Константин Устинович поправил шарфик – берёг больные лёгкие.
Стоило вернуться на аллею, как мысли потекли по старому руслу. «Бумажная душа!» – ласково звала его жена, даже не подозревая, что в шутке крылась изрядная доля правды. Всю жизнь Константин Устинович перебирал бумажки, и они, чудилось порой, наделили его своей тайной силой и властью.
Он истово верил в могущество канцелярии, в животворящие способности указов, циркуляров и директив. А ведь все документы ЦК КПСС – все! – вплоть до тех, что решали вопросы войны и мира, проходили через Общий отдел, ложась Черненко на стол. И уже по его велению, по его хотению одну бумагу придерживали, а другой давали ход, подсовывая на подпись генсеку.
Леонид Ильич был очень доволен работой завотделом – «Костя» никогда не грузил его, отбирая время. Напротив, облегчал жизнь, грамотно советуя или напоминая о важном. Вот, дескать, это решение стоит согласовать поскорее, подпишите вот здесь… И вот здесь… А следующий документ я бы рекомендовал отослать на доработку. Сырой, дескать.
Дошло до того, что даже члены Политбюро испрашивали у него, простого «орговика», аудиенции Брежнева! А как же? Ведь он единственный, кто вхож к Генеральному каждый божий день – работа у него такая. И крутились потихоньку валы тяжеловесной канцелярской машины, двигая «корабль СССР» верным курсом…
Константин Устинович досадливо поморщился, уставясь в тёмную зелень ёлок, промеж которых затесались белые стволики берёз. Что-то сбои пошли в отлаженном механизме!
Потоптавшись на аллее, он развернулся и побрёл к дому, смахивавшему на маленький уютный замок.
– Где же их носит? – нетерпеливо проворчал завотделом.
Будто дождавшись вопроса, за высокой оградой засигналили, и два офицера охраны споро открыли ворота. Во двор проехала старенькая «Чайка», блестя обильным хромом, словно худосочная дамочка, заменяющая побрякушками увядшую красоту. Следом, фырча мощными моторами [13] , скользнули «Волги» охранения и вплыл огромный приземистый «ЗИЛ».
13
Как правило, для эскорта использовались так называемые дублёрки – «Волги» ГАЗ-24–24 с 200-сильными двигателями от «Чайки».
– Ну наконец-то!
Черненко заторопился навстречу гостям. Прибыли сухонький, по-старчески суетливый Коля Тихонов, ходивший в замах у председателя Совмина, и осанистый Андрюха Кириленко, возведённый в члены Политбюро. Оба давно дружили с Константином Устиновичем, став ядром сплочённой группировки «хохлов» в ЦК. С ними таиться не надо, не сдадут.
Николай Александрович приветливо покивал, а Андрей Павлович крепко пожал руку Черненко.
– Здорово! Чего звал? – Внешняя представительность уживалась в Кириленко с простецким характером.
– Посекретничать надо, – сухо сказал Константин Устинович.
Тихонов неуверенно повернулся к дому, но хозяин покачал головой.
– Лучше прогуляемся, – насупил он брови.
– Родина слышит, Родина знает… – насмешливо пропел Кириленко.
– Вот именно. – Черненко неуклюже развернулся и пошагал по аллее, чуть косолапя. Гаврики из Общего отдела не стали бы записывать своего «КУ», но кто даст гарантию, что резвые ребятишки Андропова не поставили дачу на прослушку? Могли и мальчуганы Пельше постараться, с них станется…
Андрей Павлович догнал его, пристраиваясь сбоку, и предложил семечек, до которых был большой охотник. Заведующий Общим отделом покачал головой, тогда ладонь подставил Тихонов – Кириленко щедро отсыпал ему.
– Полезная, говорят, штука, – сказал он, непринуждённо лузгая. – Ага! И вообще…
– А что за секреты? – поинтересовался Тихонов, забегая вперёд.
Аккуратно щёлкая семечки, он складывал шелуху в ладошку, а вот Андрей Павлович, не стесняясь, сплёвывал под ноги.
– Возня непонятная началась, – заговорил Черненко, складывая руки за спиной. – Никогда бы не поверил, что Суслов с Андроповым сойдутся, а вот, спелись, голубчики! И Лёня наш… Солирует!