Целитель
Шрифт:
— Итак, — опять заговорил Керстен, — а если самый великий ум на земле прикажет вам убить вашу жену и дочь?
— Я сделаю это, ни секунды не раздумывая, — порывисто ответил Гиммлер. — Ведь фюрер будет знать причины, по которым он отдал такой приказ.
Керстен тяжело поднялся со стула. Сеанс лечения был закончен.
— И тем не менее, — сказал он, — вы войдете в историю как главный убийца всех времен и народов.
Гиммлер тоже поднялся и, к изумлению доктора, громко расхохотался:
— Нет, дорогой господин Керстен, нет! Я не буду отвечать перед историей!
Рейхсфюрер
— Читайте! — весело сказал он.
Сверху на листе золотыми буквами было напечатано имя Гитлера, а внизу стояла его подпись. Она удостоверяла, что за любые приказы, полученные Гиммлером по поводу пыток, уничтожения евреев и других заключенных концлагерей, полную ответственность несет сам Гитлер, а рейхсфюрер от нее полностью освобождается.
— Ну вот, вы прочитали! — торжествующе сказал Гиммлер.
Но он увидел, что доктора это совсем не убедило и он хотел бы продолжить дискуссию. Тогда Гиммлер прекратил этот разговор — накинув на плечи рубашку и китель, он объявил:
— Хватит разговаривать об этих глупостях. Никто не потребует у меня никакого отчета. Германия выиграет войну еще до наступления осени.
Это было летом 1942 года. Бронемашины со свастикой продвинулись почти до Волги. Победоносная армия Паулюса подходила к Сталинграду.
Глава девятая. Болезнь фюрера
1
Миновало лето 1942 года. Пришла осень, но победы, столь необходимой Гитлеру, она так и не принесла. Бесчисленные, яростные, отчаянные атаки лучших сил Третьего рейха волна за волной разбивались о развалины Сталинграда. Немецкий прилив достиг своей высшей точки.
Гиммлер в сопровождении Керстена съездил в Финляндию{5} и вернулся в Берлин. Стояла зима, вторая зима войны с Россией, и, несмотря на истерические и неистовые приказы Гитлера, Сталинград все еще держался. В заснеженных и залитых немецкой кровью степях, на безжалостном морозе армия Паулюса ждала своей гибели.
В ноябре 1942 года союзники утвердились в Северной Африке.
Двенадцатого декабря 1942 года Керстен пришел в канцелярию Гиммлера и обнаружил его в состоянии крайнего возбуждения. Рейхсфюрер не мог разговаривать, не находил себе места. Было видно, что у него есть очень серьезный повод для тревоги. Керстен спросил, что случилось.
Гиммлер ответил вопросом на вопрос:
— Сможете ли вы вылечить человека, который страдает сильными головными болями, головокружениями и бессонницей?
— Несомненно, — ответил Керстен. — Но, прежде чем пообещать вам взять на себя такое обязательство, я должен осмотреть этого человека. Все зависит от причин, которыми вызвано это состояние.
Гиммлер глубоко вздохнул, как будто ему вдруг не хватило воздуха; он с силой сжал челюсти, и его монгольские скулы обострились, стали еще более азиатскими. Он сказал придушенным голосом:
— Я назову вам имя этого больного. Но вы должны дать мне слово, вы должны поклясться, что никогда никому не расскажете того, что я вам сейчас доверю как абсолютную тайну.
— Рейхсфюрер, — ответил Керстен, — мне не впервой соблюдать медицинскую тайну. Этому правилу подчинена вся моя профессиональная жизнь.
— Простите меня, но если бы вы знали!
Он достал из сейфа черную папку и вынул оттуда несколько рукописных страниц.
— Держите, — сказал он, протягивая документ Керстену. Было видно, что это стоило ему большого усилия. — Прочитайте это. Здесь секретный отчет о болезни фюрера.
Впоследствии Керстен часто спрашивал себя, почему Гиммлер показал ему эти бумаги и какие опасения заставили его это сделать.
Произошло ли у Гитлера какое-то внезапное ослабление умственных способностей? Приступ ярости, более сильный, чем обычно? Какие-то безумные требования?
Или Гиммлер просто хотел получить от человека, от врача, которому он полностью доверял, мнение, вердикт о состоянии здоровья фюрера в тот момент, когда от Германии резко отвернулась военная удача?
Керстен так никогда и не узнал, какое из этих предположений было правдой.
В документе было двадцать шесть страниц, он состоял из медицинских отчетов, касавшихся состояния здоровья Гитлера с тех времен, когда он лечился в госпитале в Пазевальке по поводу серьезных проблем со зрением. В отчете было установлено следующее: в молодости Гитлер заболел сифилисом. Когда он выписался из госпиталя в Пазевальке, казалось, что он здоров. Но в 1937 году симптомы проявились снова, это показывало, что болезнь продолжает свое разрушительное действие. Наконец, в начале 1942 года, то есть в текущем году, проявления болезни стали более очевидными. Фюрер страдал прогрессивным сифилитическим параличом[42].
Керстен закончил читать отчет и вернул его Гиммлеру, не говоря ни слова. Смысл документа был таким, что доктор сразу же почувствовал, что не в состоянии даже думать об этом.
— Итак? — спросил Гиммлер.
— К сожалению, в подобном случае я ничего не могу сделать, — ответил Керстен. — Я специалист по мануальной терапии, а не по душевнобольным.
— Но все-таки, по вашему мнению, что можно сделать? — спросил Гиммлер.
— Он получает какое-нибудь лечение? — в свою очередь задал вопрос Керстен.
— Конечно. Его врач, Морелл, делает ему уколы, которые, как он уверяет, остановят развитие болезни и в любом случае сохранят фюреру работоспособность[43].
— Есть ли у вас гарантии, что это так? — спросил Керстен. — Современная медицинская наука не знает подтвержденного средства от прогрессивного сифилитического паралича.
— Я тоже об этом думаю, — сказал Гиммлер.
Он вдруг принялся ходить по комнате, держа в руках отчет, и заговорил. Чем дальше он продвигался в своих рассуждениях, тем быстрее он говорил, тем больше нервничал и возбуждался. Рейхсфюрер явно думал вслух, стараясь убедить не столько Керстена, сколько себя самого.