Цена ее невинности
Шрифт:
– Приятного аппетита, – автоматически сказала Бет и принялась за еду.
– Спасибо. Было вкусно, – поблагодарил он, когда его тарелка опустела. – Ты умеешь готовить.
Искренняя улыбка играла у него на губах.
– Меня учила мама, а она замечательно готовила. – Глаза Бет потеплели от воспоминаний. – Мама пекла божественные торты. Наверное, поэтому я была толстенькой в детстве. Но после того как она умерла, вес пришел в норму.
– Жаль, что ты потеряла родителей так рано, Бет, – сочувственно произнес Данте. – Они погибли всего за год до суда. Горе может заставить людей вести себя неадекватно…
– Ой, прекрати, пожалуйста.
Данте гордился своим профессионализмом и честностью и был глубоко оскорблен, но не стал спорить с Бет, раз уж она носит под сердцем его ребенка. Он просто изложил факты.
– Тебя обвинили присяжные, не я. Я – адвокат. Я сделал то, что обязан был сделать, – представил дело в выгодном свете для своего клиента, на основании улик, предъявленных полицией. Любой при личный адвокат получил бы такой же результат. При том это был мой последний криминальный процесс. Моя специализация – международное коммерческое право.
Глаза Бет недоверчиво расширились.
– Последний криминальный процесс? Это гораздо лучше. Для всех. – Ее голос был полон сарказма.
– Можешь думать что хочешь. Женщины так всегда поступают.
Бет встала.
– А ты шовинист, – заметила она и стала убирать тарелки со стола.
– Да. Я не мою посуду, – пошутил он.
Бет набрала в раковину воды и добавила жидкое мыло, обдумывая слова Данте.
Скорее всего, все было именно так. В ее процесс он не вкладывал ничего личного. Данте наверняка провел большую часть жизни в зале суда и участвовал в сотне, если не тысяче процессов.
Это заставило Бет взглянуть на все с другой точки зрения. В тот день, когда она вышла из тюрьмы, Хелен посоветовала ей не оглядываться назад, не отравлять свою жизнь горькими сожалениями о прошлом… Но, вспоминая суд, Бет думала в основном о Данте и винила его за несправедливый приговор. Она ненавидела его много лет. Теперь она понимала, что все улики были против нее. Не то чтобы это имело значение. Данте все равно оставался самоуверенным и заносчивым снобом.
Бет ополоснула тарелки и сковородку и поставила их на сушилку, затем повернулась к нему. Данте разговаривал по мобильному телефону. Говорил он очень быстро и по-итальянски, живо жестикулируя. Он выглядел так непривычно, что у нее возникло какое-то странное чувство.
– Это по работе, – сказал Данте, улыбнулся и убрал телефон в карман джинсов.
Бет непроизвольно захотелось улыбнуться в ответ, но она сдержалась. Реакция на Данте ее пугала. Он был красивым, располагающим к себе харизматичным мужчиной, когда ему это было нужно. Но Бет была знакома и с темной стороной Каннаваро, когда проявлялись во всей красе его хитрость и властность.
– Знаешь, Данте, я ненавидела тебя много лет и лишь теперь понимаю, сколько сил потратила впустую на эту ненависть. Ты никогда не изменишься и всегда будешь прав, а это плохо для нашего будущего ребенка. Авторитарный отец – что может быть хуже? Пожалуйста, уезжай.
– Согласен. Но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Мне не нравится, что ты остаешься одна.
– Я не одна. Скоро придут Джанет и Анни, и мы отправимся в город. – Она попыталась улыбнуться, но улыбка не коснулась ее глаз. – Удачной тебе дороги!
Бет отвернулась к раковине, вынула пробку и смотрела, как вытекает вода.
Она
Бет взяла кухонное полотенце, вытерла руки и повернулась, уверенная, что Данте ушел. Однако он стоял возле стола и неотрывно смотрел на нее.
– Я думала, ты уехал.
Спина ее похолодела от страха. От него по-прежнему веяло непоколебимой уверенностью и мужской силой, но Бет почувствовала: что-то изменилось. Она ощутила растущее напряжение в воздухе, увидела решимость в его темных глазах и с трудом сдерживалась, чтобы не облизнуть внезапно пересохшие губы.
– Я не выполняю ничьи приказы, но когда отдаю их сам, то жду, что они будут исполняться. Это то, что ты должна усвоить, когда мы поженимся.
– Поженимся? – машинально повторила она.
– Да, поженимся.
Бет оцепенела. Должно быть, он сошел с ума…
Она распрямила плечи и смело, не отводя глаз, посмотрела на него:
– Давай еще раз все проясним. Я не выйду за тебя. Я не стану женой человека, который считает меня преступницей и соблазнительницей молодых парней. Мое мнение о тебе тоже очень плохое. Мне не нравишься ни ты сам, ни твой характер, не говоря уж о том, что я не люблю тебя.
– Я не заинтересован в тебе как в жене, – сухо сказал он. – Но у нас будет ребенок. Поэтому мы должны вести себя цивилизованно по отношению друг к другу и все силы употребить на то, чтобы дать ребенку все что нужно – воспитание, любовь, которых он заслуживает. И я не вижу в этом каких-то проблем. Мы сексуально совместимы. По моему опыту, страсть лучше, чем любовь, если любовь вообще существует, в чем я сомневаюсь.
– От такого повода для замужества просто холодеет кровь. Как это похоже на тебя! – произнесла она едко.
– Нет, это в высшей степени разумно. Я хочу, чтобы мой ребенок появился на свет законнорожденным и воспитывался в Италии, в нашем родовом поместье. Но я много путешествую и часто бываю в Англии, так что не возражаю, если ты сохранишь этот дом и будешь жить в нем, пока я буду работать в Лондоне. При условии, что ты будешь посвящать все время ребенку.
Его высокомерный тон взбесил женщину.
– Брак с тобой даже не обсуждается. Этого ни когда не будет.
– Существуют только две возможности: или мы поженимся, или я буду судиться с тобой за право опекунства. Это будет долгий изматывающий процесс, который растянется на годы, и в итоге я выиграю. Так что выбирай.
Бет почувствовала, что ей не хватает воздуха. Да, он может сделать это.
– Тогда выбора нет вообще! – воскликнула она и вздернула подбородок. Получилось почти так же решительно, как у Данте. – Моя мать бросила меня. Своих приемных родителей я любила. И я никому не позволю отнять у меня право воспитывать моего ребенка. Но я, конечно, не собираюсь с тобой судиться. Я не настолько глупа. Мне хорошо известно, на сколько лживым ты можешь быть. Что касается за мужества… Провести остаток жизни с тобой – об этом даже подумать невыносимо.