Цена империи. На начинающего Бог

Тарханов Влад

Глава двадцать вторая. Направление первого удара

Глава двадцать вторая

Направление первого удара

Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец

22 марта 1880 года

ЕИВ Михаил II

Надо было что-то решать с рабочим помещением. Потому что это никуда не годилось. Но времени катастрофически не хватало. Ни на что не хватало. Мне нужна была нормальная резиденция с узлом связи, секретариатом, курьерской и прочими службами. И Ново-Михайловский дворец для этого не подходил совершенно. Можно было заняться его реконструкцией и перестройкой, но мне не хотелось. Это дворец — дом. Занимать чей-то освободившийся дворец или загородный в той же Гатчине, например… нет уж, знаю я, чем

заканчивается отдаление государя от столицы. На это мы пойти не можем. Самым правильным было бы использовать Мариинский дворец, в котором собирался Государственный совет, который я возглавлял несколько месяцев до того, как стал императором. Но пока что это помещение надо было подготовить — и для размещения служб, главное же, с учетом требований охраны царской особы и высших государственных чиновников, которые там будут появляться. А пока что… В общем, произошли похороны членов семьи Романовых в Петропавловском соборе, усыпальнице российских императоров. Это была скорбная и тяжелая церемония, торжественная, мрачная, длившаяся почти целый день. Но иначе быть не могло. На следующий день состоялась закладка первого камня в основание храма Спаса на крови. Было решено разобрать Зимний дворец. Жалко творение бессмертного Растрелли, но… Правильно именно так. Да, пусть изменится Дворцовая площадь, не будет ее такой, как в моей реальности, но работать или жить в таком месте для монарха неправильно. А еще было объявлено, что в этом храме будет усыпальница всех невинно убиенных во время взрыва в Зимнем дворце — а это девяносто шесть человек — чиновников, военных, в том числе гвардейцев-семеновцев, охранявших дворец, слуг, просителей. Всех, кроме Степана Халтурина. Его останки будут сожжены и развеяны в секретном месте, дабы не было места поклонения террористу.

А потом была сложная, выматывающая душу беседа с митрополитами и архиепископами РПЦ, которые и патриарха хотели получить, а еще, и чтобы им церковное имущество вместе с монастырскими землями вернули в собственность, да еще и при этом оставаться на полном государственном обеспечении. И, как и было ранее, ничего не делать из того, что должно. Такой термин как миссионерская деятельность они вообще позабыли, пребывая в дреме и самодовольстве, не замечая, что пропаганда делает свое дело и авторитет церкви падает с каждым днем. А еще не пущать иных конфессий, ну и так далее… Так что вот так они видели предстоящий Собор — торжество государственного православия. Удивительное дело, но такой знающий интеллектуал как господин Победоносцев стоит на таких же позициях — государственного насаждения православия, а все остальное — запретить и не пущать! И у него вполне себе сторонников во всех кругах империи. Он планирует законсервировать устоявшееся положение вещей, при котором в государстве не будет никаких социальных лифтов, кроме самой церкви, но и тут лифт весьма относительный, потому что ограничен сословными предрассудками. Редко какой сын крестьянский становился митрополитом. В общем, огорчил я их заявлением, что совсем не того ожидал я от православной церкви, а после удалился, оставив их в серьезных раздумьях. Интересно, к чему эти раздумья приведут? А от того, на чьей стороне будет церковь многое, очень многое зависит.

Ладно, пора к делам возвращаться. Звонок. Появляется Витте.

— Проси!

Скобелев

Приглашение к императору на аудиенцию было несколько неожиданным. Впрочем, в мою военную бытность мы с Михаилом Николаевичем, теперь уже императором Михаилом II, пересекались редко. О его военных талантах мне судить не приходилось. Говорили, что характером довольно крут. Когда на Кавказе было восстание горцев действовал решительно и не церемонился. Это не мямля Константин. Он понимал, что с горцами иначе нельзя. Все, кто воевал на Кавказе, говорили. Что там уважают только силу и презирают слабость. А вот стать другом горцу… Во время войны с Турцией кавказские события для России были более чем благоприятны. Надо сказать, что сам лично Михаил Николаевич частями армии не командовал, но в критической ситуации к войскам выехал, наладил нормальное снабжение, говорят, с проворовавшимися интендантами (вечная беда нашей армии) был чрезвычайно строг, кое-кто из них загремел и в острог. Но это была капля в море. Пьянство. Игра в карты, пренебреженье своими обязанностями большей части офицерского корпуса его раздражали, особенно во время боев в Болгарии. В его дивизии такого быть не могло по определению. И что сейчас? Зачем он понадобился Государю? Просто поговорить перед будущей экспедицией? Так была встреча с покойным императором Александром II, да и в Главном штабе получил необходимые инструкции. Что еще надо? Только приказ и в поход. У него все готово. Недаром в квартире на Моховой трудились день и ночь. Но вот открывается дверь кабинета. Вхожу. Император встретил меня приветливо, выслушал приветствие, обратился ко мне по имени-отчеству, что всегда говорило о монаршем расположении, предложил присесть, угоститься, на столике в кабинете были чай, кофе, небольшое количество алкогольных напитков. Я поблагодарил, отказавшись.

— Ну вот и хорошо, приступим. Михаил Дмитриевич. Скажите, почему мы проиграли последнюю Турецкую войну?

От такого вопроса я опешил, но потом собрался, надо было отвечать. Но как? Решил сказать правду-матку в глаза.

— Ваше Императорское Величество, мы, солдаты, выиграли эту войну, проиграли ее дипломаты. Берлинского конгресса быть не должно было! Это позор нашей державы!

— Ответ честный, прямолинейный, но… Скажите. мы вошли в Константинополь? Поставили победную точку в этой войне? Или остановились в нерешительности? И что? Что мы в итоге получили?

Меня пробил стыд. Я не был виноват в том, что нерешительность Николая Николаевича не позволила мне атаковать город и взять его на русский штык! Но вот так сейчас вывалить грязь на командующего, с которым у меня были постоянные трения, все-таки не мог, совесть не позволяла.

— Не было приказа брать Стамбул. Я был готов в любой момент выполнить приказ. Но его не было. А что мы получили? Дружественную нам Болгарию, независимые Румынию и Сербию.

Император пожал плечами…

— Понимаете, Михаил Дмитриевич. Мы все просрали, буквально все! Да, Карс и Батум остались за нами, ну и что? Бессарабия? Весьма сомнительное приобретение, которое абсолютно не соответствует целям войны. Хотя, скажите, какие были цели войны?

— Освободить балканские народы от турецкого ига, спасти болгар, нанести поражение султану, установить контроль над проливами.

— Вот видите, Михаил Дмитриевич, для нас главным было установить контроль над проливами, и этой цели мы не достигли. Я не буду говорить, что, по моему убеждению, эта цель не настолько важна для России, как принято считать. Если вы хорошо подумаете, то поймете, кому и для чего это нужно. Поражение мы нанесли султану, но империя османов пока что устояла. Поэтому не был решен и главный вопрос. И последнее, у вас оно первое. Освобождение Болгарии оказалось не полным, значительная часть болгарского народа остается под угрозой почти полного уничтожения, если турки опять возьмутся за старое. Я знаю вашу роль в гимнастических мероприятиях[1] в южной части этой вечно угнетаемой страны, но пока что вопрос так и не решился. А вообще, вы уверены, что болгары станут нашим верным союзником?

— Конечно, уверен, они благодарны русской армией за освобождение от турецкого ига. Это храбрые воины, которые всегда останутся нашими братьями и всегда придут нам на помощь.

— Увы, Михаил Дмитриевич, вот чего у вас не отнять — так это мужества, смекалки, умения находить нестандартные решения, но в политике вы пока что профан, извините за неприятные слова. Скажу откровенно: наши люди в освобожденной части Болгарии управляют откровенно плохо. Тотлебена[2] я уже отозвал. Но это паллиатив. Более того, мои агенты доносят, что в среде болгарской аристократии весьма сильны проавстрийские настроения. Так что мы с вами выковали союзника Австро-Венгерской монархии, если не удастся ничего изменить.

— Неужели все так плохо?

— Все может стать плохо, если этого не изменить. Но тут еще как карта ляжет. Мой покойный царственный брат не решился брать Константинополь. Испугался коалиции европейских государств. Пока что мы не готовы к тому, чтобы противостоять всей Европе, это правда. Но вырвав Стамбул, мы могли бы надеяться на другой исход переговоров.

— Нам в той войне всем не хватало решительности. — я немного рисковал, не примет ли Михаил Николаевич эти слова на свой счет, но нет, пронесло…

— Для политика у вас, Михаил Дмитриевич слишком много благородства и представления о рыцарской чести. Хорошо это? Это прекрасно, и характеризует вас как великолепного человека и настоящего дворянина. Но скажите мне, какого дьявола вы пожалели Узатиса?

И Государь уставился на меня, так, что мне стало как-то не по себе. Была эта история, 7 января 1878 года я был пожалован золотой шпагой с бриллиантами с надписью: «За переход через Балканы». И вот бриллианты из шпаги пропали. Вором оказался тот самый мой ординарец, поручик Алексей Узатис. Он был человеком изумительной храбрости, отчаянный рубака, был хладнокровен, не раз приносил ценные сведения о противнике. И тут… Я не стал отдавать его под суд офицерской чести, а отправил в полк, и что же теперь? Я как мог, пересказал Государю эту гнусную историю.

— И что, поиграли в благородство? Я бы так сказал, почистоплюились?

Михаил просто кинул мне эти слова в лицо, я было вспыхнул, удерживаясь, чтобы не наговорить Государю, а там будь что будет. Но тут император меня опять удивил.

— Вы просто не понимаете к чему это могло бы привести. Среди подручных Узатиса, который, кстати, получил капитана, было несколько черногорцев, настоящие башибузуки. Он очень хотел прикупить имение с мельницей. И неожиданно купил его, хотя в деньгах постоянно нуждался. Это насторожило кого следует. А тут выяснилось, что в округе появилась банда — дерзко нападает на богатых людей, всех вырезают и не оставляют следов.