Цена империи
Шрифт:
Взревев, оскорбленный воин немедленно бросился в погоню. Сейчас сомнений в том, что следует сделать с девчонкой, у него не было никаких. Догнать, задрать юбку и надрать задницу до синяков! А потом отпустить. Аларих умел уважать чужую отвагу, и потому впечатлившей его своей неумеренной наглостью юной воришке ничего, кроме хорошей порки в случае поимки, теперь не угрожало.
«Но вот порка ей достанется знатная, — на бегу размышлял Аларих, поглядывая на мелькающее впереди белое пятно. — Ох, как я ее выпорю! Если смогу догнать», — подумалось ему несколькими минутами позже.
Аларих
«А еще она и в темноте видит, как кошка! А посему, похоже, трепка отменяется», — грустно размышлял Стальная Хватка, пытаясь соорудить из подобранной кривоватой палки некоторое подобие костыля.
Бег в темноте по лесу, как оказалось, отнюдь не то же самое, что бег ясным днем по ровной как стол степи. В лесу имеется множество невидимых в ночной темноте бугров, ямок и, что самое неприятное, упавших деревьев. И падают они, к сожалению, иногда по два. И если во время стремительного бега нога попадает между двумя такими упавшими деревьями, то это чревато неприятностями. Большими неприятностями! — скрипя зубами, думал Аларих, отбрасывая окровавленный клочок ткани, оторванный от рубахи, и печально разглядывая выглядывающий из разорванной кожи острый белесый обломок кости.
Открытый перелом костей голени. Опытный воин, он мог блокировать накатывающиеся на разум волны нестерпимой боли, но это ненамного улучшало его положение. Шансы с подобной травмой выбраться из леса самостоятельно он трезво оценивал как минимальные, и только непоколебимое упрямство не позволяло ему сдаться и, расслабившись, отдаться накатывающим на него волнам сонливости, вызванной шоком и кровопотерей. Усыпанная прелыми листьями земля казалась такой мягкой и желанной, в ушах раздавался все более слабеющий и затихающий стук собственного сердца, и мысль о том, что надо передохнуть, чуть полежать и поспать, а потом продолжить кажущийся бесконечным путь назад, в лагерь, казалась такой привлекательной…
Но Стальная Хватка упорно продолжал ползти, прекрасно понимая, что стоит ему остановиться, как сон может стать вечным. Сознание затуманилось. Перед ним стояла цель — добраться до своих. И он полз, ведомый внутренним чувством, не обращая внимания на царапающие его ветки кустов и впивающиеся в руки занозы. Труднопреодолимые в его нынешнем состоянии препятствия вроде стволов деревьев и крупных камней он огибал, поэтому очередную преграду, несмотря на ее несколько необычный вид, он попробовал миновать по уже выработавшемуся алгоритму. Странные звуки, доносящиеся сверху, он не счел важными для выживания, а потому проигнорировал.
Кап… Кап… Странно, но это бывает. Затуманенный страданием мозг воина, не обращавший внимания практически на все, что не имело отношения к продолжению движения, отметил падение на руку двух капель воды.
Боль на мгновение отступила, и Аларих почувствовал прилив сил. Вернулась способность мыслить здраво, а вместе с тем и осознание того, чем может являться этот прилив. Подобное нередко бывало у тяжелораненых бойцов: короткий всплеск сил и энергии, когда умирающий организм сжигал последние ресурсы в отчаянной попытке сохранить жизнь, и следующая за этим быстрая смерть. Агония — вот как называли подобное состояние ромейские медики, чье умение признавали даже ланы, отправляя пленных врачей прямиком в собственный обоз и заставляя их когда силой, а когда уговорами и посулами лечить раненых и учить тех из ланов, кто решался посвятить себя не науке боя, а прямо противоположному искусству.
Хватка вздрогнул. Умереть вот так, в какой-то задрипанной роще, не в жарком бою, от меча более сильного противника, а от полученного по глупости перелома — что может быть хуже?
— Ну вообще-то много чего, — раздался звонкий голос прямо у него над головой. — Но успокойся, ты не умираешь, и прилив сил, который ты ощутил, вовсе не агония. Я тут чуть не разревелась, как полная дура, а он обзывается! За «задрипанную рощу» ты мне еще ответишь! Это, между прочим, священный лес. И помирать тут строго воспрещается!!! Даже таким варварам, как ты! Вот!
С немалым усилием подняв взгляд, Аларих только сейчас осознал, что преградившим ему путь препятствием является не очередное дерево, а две босые, измазанные травяным соком стройные ноги, принадлежащие той самой малолетней воришке, что пыталась украсть его кинжал.
— Ничего не поделаешь. — Он взглянул на широкую кровавую полосу, отмечавшую преодоленный им путь, и криво усмехнулся. — И рад бы соблюсти ваши правила, да боюсь, не получится.
— Вот еще!
Девчонка сердито притопнула ногой, и с ее щеки сорвалась слезинка, упавшая на руку Алариха. Странно, но в этот же миг он вновь ощутил себя значительно лучше.
— Сказано нельзя — значит, нельзя, — все тем же сердитым тоном, совершенно не соответствующим сморщенному в страдальчески-сожалеющей гримаске лицу, продолжила она.
— Тебя бы генералом в мою армию, — хмыкнул Аларих и потерял сознание.
Очнулся он от ощущения чьей-то прохладной ладошки на своей щеке. Открыв глаза, Аларих заметил, что девчонка успела усесться на землю и переложить его голову себе на колени.
— Ну что же ты! — укоризненно прошептала она, перебирая свободной рукой его волосы. — Я тут тебя лечу-лечу, а ты сознание теряешь!
Потерять сознание не на поле боя да еще перед слабой женщиной! Все нутро Алариха просто взбунтовалось даже от одной такой мысли. Позор-то какой!
— Я не терял сознания! — соврал он, пытаясь замять сей позорный факт собственной биографии.
— Ну да, конечно! — хмыкнула девчонка. — А что же это такое было?
— Это был тактический отдых!
— Ага-ага, — фыркнула она. — Будем считать, что я тебе поверила.
Аларих скрипнул зубами, но упорствовать не решился. Главное, что она его позора дальше не разнесет. Сказала же, что якобы поверила.