Цена любви
Шрифт:
— Почему же? — не согласился Турецкий. — Ничего не дает только предвзятое отношение к фактам. А вот запись нам сама по себе дала многое. Во-первых, несомненную связь между Дашей и этим Дэном… Правда, не обязательно любовную, но Дарьей тщательно скрываемую, как видишь.
— Раз скрывает — значит, дело нечисто! — возразил Антон.
— Конечно! Но «нечисто» — совсем не обязательно связано с убийством Мальцева. Теперь второе: все, вместе взятое, не просто позволило вычислить фамилию парня, но еще и выявило наличие некоей связи хлопот Дарьи Андреевны
— Ты хочешь сказать, что полученные сведения как раз выводят эту даму из-под подозрений, связанных с Мальцевым?
На лице Плетнева читалось столь искреннее огорчение, что Александр Борисович невольно усмехнулся:
— Нет, скорее, если Николая действительно заказали, усложняют ситуацию… Что, если его с этими кинозвездами связывает нечто, спровоцировавшее убийство? А Дарья — в курсе, отсюда и всплывшее в процессе разговора с актрисой слово «шантаж»? С другой стороны, если Дарья решила затеять собственное расследование, в опасности как раз она, а не мифический субъект, о котором, кстати, в ее разговоре с парнем, заметь, ни единого упоминания нет.
— А что там у Щеткина? — вздохнул, помолчав, Плетнев.
— Ничего. Ни единой зацепки, — отозвался Турецкий и продолжил: — Я сегодня утром еще раз заезжал к Марине Мальцевой, уточнял, кто, кроме Гамзы, знал о «китайской» затее Николая.
— И кто?
— Говорит — никто. Хотя не отрицает, что муж мог ей и не сказать о разговоре, показавшемся ему пустячным… А всерьез относительно этой затеи говорил он только с Гамзой.
— И что ты думаешь?
— Думаю, что кто-то из близких друзей все-таки об этом знал. Видишь ли, если убийца — человек умный, устранить Мальцева так, чтобы все решили, что он на самом деле попал под раздачу, оказавшись в центре разборок внутри диаспоры, ход весьма мудрый. Правда, сложновато для того, чтобы исходить из этого, приняв за версию… На мой взгляд, все-таки считать гибель Мальцева заказом лично на него у нас оснований очень мало.
— Что ты предлагаешь, Саша, к чему ведешь? — Плетнев раздраженно дернул плечом. — Просто мысли вслух, что ли?
— Веду я к тому, — сухо произнес Александр Борисович, — что пока уголовный розыск не завершит проверку своей версии по делу, ничего конкретного мы предпринимать не будем: исключительно сбор информации. А вот что касается субъекта слежки… Конечно, Макс в итоге, скорее всего, выяснит, где проживает Дэн. Тебе, однако, следовало сообразить и отправиться от Пушки за ним, а не за Дарьей…
— Хочешь сказать, что следить теперь я буду за этим звездным сыночком?
— Точно! — кивнул Турецкий. — Ну а его родителей я возьму на себя… Адрес их московской квартиры возьмешь у Макса: рано или поздно Дэн там мелькнет. Он, кстати, у отца с матерью не прописан… Но, думаю, бывает у родителей, когда они здесь. Там его и подхватишь!
— Московской квартиры? — вяло переспросил Плетнев.
— У них есть еще одна — в Питере, — пояснил Турецкий. — Все понятно?
— А чего тут понимать? — недовольно буркнул Антон.
Александр Борисович внимательно посмотрел на упрямо нахмурившегося оперативника, на лице которого отчетливо читалось, что с выводами шефа он по-прежнему не согласен.
— Ну что ж… — Турецкий иронично усмехнулся. — Вижу, ты твердо решил доказать, что Дарья Андреевна заказывает убийства одно за другим, а юный любовник Дэн либо сам подрабатывает киллером, либо через своих «криминальных друзей» раздобывает для нее исполнителей… Флаг тебе в руки! Докажешь — Меркулов лично от себя тебя премирует, несмотря на всю горечь такой истины…
Плетнев, успевший подняться со стула, на котором сидел именно с такими намерениями, слегка покраснел и, ничего не сказав, едва кивнув Александру Борисовичу, поспешно выскочил из кабинета.
Вдова Натаниэля Михайловича Рубиса на встречу с Щербаком согласилась весьма неохотно. С точки зрения Николая, позвонил он ей во вполне приличное время: одиннадцать часов утра, будний день. Однако голос дамы, взявшей трубку после едва ли не шестого-седьмого звонка, свидетельствовал о том, что она либо только что проснулась, либо именно он и разбудил ее. Скорее, последнее, поскольку Римма Игоревна долго не могла сообразить, кто именно и с какой целью ей названивает.
То, что вдова нигде не работает, Николаю было известно. А вот о том, что неработающие жены бизнесменов зачастую ведут вечерний, а то и ночной образ жизни, сыщик не то чтобы забыл, но как-то эту возможность недоучел: все-таки женщина совсем недавно потеряла супруга, какие могут быть тут развлечения?
Однако, едва очутившись в богатой, но довольно безвкусно обставленной квартире Рубисов и глянув на открывшую ему дверь даму, понял, что очень даже могут: на лице Риммы Игоревны, все еще слегка припухшем со сна, их следы читались довольно отчетливо.
Вряд ли вдове было больше тридцати. Но об этом в данный момент свидетельствовала только изящная, подтянутая фигура, которую не мог скрыть даже слишком просторный для женщины купальный халат: ради визита какого-то там сыщика она не соизволила переодеться, хотя с момента телефонного разговора прошло полтора часа.
— Проходите, — буркнула Римма Игоревна, едва глянув на Николая. И, круто развернувшись, зашагала впереди него, пересекая небольшой холл, к одной из трех выходивших сюда дверей.
Комната, в которой они вскоре очутились, видимо, исполняла роль гостиной. И хотя нехваткой метража явно не страдала, производила впечатление тесноватой — из-за переизбытка мебели, то ли антикварной, то ли сработанной под антиквариат. Впечатление усугублял застоявшийся запах табака, витавший в воздухе. Прежде чем сесть в предложенное хозяйкой красное плюшевое кресло, Николай успел заметить в углу столик с остатками каких-то закусок, бокалами и пепельницей, забитой окурками.
Римма Игоревна вздохнула и махнула рукой: