Цена любви
Шрифт:
Женщина, услышав последнюю фразу, мгновенно вспыхнула и сразу вслед за этим так же мгновенно побледнела.
— Проходите… — повторила она, пропуская его в небольшой, обставленный мягкой мебелью холл, в который выходило сразу две двери. Из-за одной раздался натужный мужской кашель.
— Я сейчас, — пробормотала она и поспешно устремилась в комнату, где лежал ее брат, оставив Турецкого одного.
Оглядевшись, он отметил, что, несмотря на небольшие размеры, тесным помещение не было и напоминало скорее гостиную. Прямо напротив входа
Поколебавшись, Александр Борисович прошел в дальний угол холла, где стоял невысокий полированный столик с затейливой инкрустацией и два полукресла. В одном из них он и устроился в ожидании хозяйки.
Елена вернулась минуты через три и, плотно прикрыв за собой дверь в комнату брата, покорно присела напротив Турецкого.
— Я, право, не понимаю… — обронила она и опустила глаза.
— А мне кажется, Елена Дмитриевна, что вы все-таки догадываетесь, чем именно продиктован мой визит… — и, поскольку в ответ она промолчала, упрямо сжав губы, продолжил: — Давайте сделаем так: прежде, чем я перейду к конкретным вопросам, я расскажу вам одну историю…
Дверь в комнату Костаниди в этот момент едва слышно скрипнула, но Александр Борисович сделал вид, что не услышал этого, хотя его молчаливая собеседница не удержалась и метнула в ту сторону испуганный и встревоженный взгляд.
— Представьте себе такую ситуацию: пару недель назад к нам — он, разумеется, не уточнил, к кому именно и куда, — обратилась женщина, некая Клименко Лидия Ильинична, утверждавшая, что ее отца убили…
Лена снова вздрогнула, но на Турецкого по-прежнему не смотрела.
— Соответствующие органы так не считали, поскольку гибель этого человека и выглядела, и проходила по всем документам и протоколам как несчастный случай: его сбила машина, водитель скрылся с места происшествия, номера иномарки никто не заметил и не запомнил.
Она все-таки подняла глаза и теперь смотрела на него с недоумением. Но никаких вопросов не задавала.
— Словом, никаких оснований для возбуждения уголовного дела по факту преднамеренного убийства не было. Тем не менее Лидия Ильинична настаивала, что ее отца убили именно преднамеренно, выманив в ее отсутствие из машины, на которой она везла его в небезызвестную вам клинику профессора Хабарова…
— Господи, помилуй… — пролепетала Елена и торопливо перекрестилась, а за спиной Александра Борисовича раздался кашель.
Обернувшись, он увидел стоявшего в проеме распахнутой двери очень худого седого мужчину в пижаме, прижимавшего правую руку к груди, левой он опирался о косяк. На узком, обтянутом желтоватой кожей лице жили, казалось, одни только глаза: большие, яркие и такие черные, что радужка сливалась со зрачком. Александр Борисович невольно отметил, что в этих глазах все еще горел какой-то молодой огонек, светились они легкой иронией и умом…
Турецкий поднялся с места
— Боже, зачем ты встал, я же просила! — Лена вскочила и бросилась к брату.
— Погоди, сестренка, — он решительно, с неожиданной для него силой отстранил ее и шагнул к Александру Борисовичу. — Здравствуйте… Вы ничего не будете иметь против, если я тоже послушаю вашу историю?
Женщина помогла ему дойти до столика и, заботливо усадив на стул, укутала плечи брата неведомо откуда взявшимся в ее руках пледом.
Турецкий, внимательно наблюдавший за ним все время, пока сестра хлопотала вокруг больного, кивнул:
— Я не только ничего не имею против, но буду рад. Он помолчал и добавил:
— Тем более что моя история касается вас напрямую.
Елена, устроив Димитриуса поудобнее, молча отошла в сторону и застыла на месте. Больше Турецкого никто не перебивал.
После того как он умолк, в холле на некоторое время установилось молчание, паузу нарушил Костаниди.
— Говорите, после курса люди эти… чувствовали себя… практически здоровыми?
— Да, — честно сказал Александр Борисович.
— И сколько времени это длилось? — Он снова закашлялся, а Елена поспешно бросилась в его комнату, почти сразу появившись оттуда с баллончиком какой-то аэрозоли.
— Димитриус…
— Извините… сейчас… — кивнул он Турецкому и покорно приоткрыл рот, для того чтобы сестра впрыснула ему лекарство. — Ну вот, — произнес Костаниди спустя несколько секунд. — Теперь можно и поговорить… Так сколько времени длилось это… здоровье?
— Не знаю, но думаю, не больше четырех-пяти недель. Все трое погибли как раз в таких временных пределах после завершения курса.
Он покосился на вновь замершую в стороне Елену и обнаружил, что по лицу женщины текут слезы. Брат тоже это увидел и нахмурился:
— Прекрати, Лена… — Костаниди перевел взгляд на Турецкого и неожиданно усмехнулся: — Конечно, если вы… как это у вас называется, возьмете медсестру с поличным, воспользоваться лекарством уже будет нельзя? Вы ведь поэтому к нам пришли?
— Поэтому, — Турецкий посмотрел Димитриусу прямо в глаза. — Я знал, что вы — люди верующие, надеялся, что не станете брать на душу грех, покрывать убийц… Поэтому и говорю с вами откровенно.
Елена плакала, уже не скрываясь, но никаких замечаний брат ей больше делать не стал.
— Да, мы верующие. А вы?
— Не знаю, — Александр Борисович решил быть искренним до конца. — Но в любом случае не настолько, чтобы… Чтобы считаться религиозным человеком.
Следующая пауза затянулась, и это были самые трудные для Турецкого минуты и без того нелегкого разговора. В маленьком холле раздавались только всхлипывания сестры. Наконец ее брат оперся руками о столик, возле которого сидел, глядя уже не на Александра Борисовича, а просто в пространство, и с трудом поднялся на ноги. Плед соскользнул с его плеч и упал на пол.