Цена любви
Шрифт:
— Нет, Димуля, ты не прав! — Лицо сестры пылало от волнения и желания доказать ему, что появилась надежда. — Не прав! Ты пойми, это пока что абсолютно секретное лекарство, его пока только испытывают… То есть уже испытали, но пока документы проходят всяких там бюрократов… Ты сам говорил, что хуже наших чиновников ни в одной стране нет! Говорил ведь?
— Ну, говорил… — он слабо улыбнулся. — Ладно, если это для тебя так важно… Сколько, говоришь, стоит курс?
Елена ответила и, увидев, как нахмурился Димитриус, поспешно добавила:
— Я со своего счета сниму, который
Он внимательно посмотрел на нее и покачал головой:
— Признайся: уже сняла?
— Только половину! Честное слово, половину… Ответить Димитриус не успел, в прихожей послышался звонок.
— Интересно, кто это? — Удивление сестры было искренним. Оно и понятно: с момента его болезни даже со своей единственной близкой подругой сестра оговаривала ее визиты сюда заранее. — Может, охранник?
— Охранник связался бы с нами по телефону, — не согласился брат. Звонок вновь исполнил свою незатейливую мелодию, и Елена поднялась с места.
— Смотри, сразу не открывай, спроси, кто это! — предупредил Димитриус, глядя вслед грузной фигуре сестры. Его сердце отчего-то сжалось в тоскливом предчувствии… Хотя что еще могло произойти хуже того, что уже успело с ними случиться? Кажется, ничего…
Решение поговорить с братом и сестрой Костаниди напрямую было принято Александром Борисовичем Турецким после совещания с Щербаком и Агеевым. И если Николай все-таки высказывал в этой связи сомнения, то Филя был целиком и полностью за то, чтобы выйти на контакт с Димитриусом и Еленой.
— И его сестра, и он сам в курсе диагноза, — начал он излагать свою точку зрения. — Судя по разговору, в который Елену втянула Галкина… То есть по тому, как реагировала Елена, оба они люди религиозные.
— Ничего удивительного, — кивнул Турецкий, — греки вообще народ куда более верующий, чем мы…
— В общем, — продолжил Филипп, — я хотел сказать, что тут есть возможность как раз с этой точки зрения с ними разговаривать… Сестра, по ее словам, дважды в неделю заказывает брату какие-то специальные молебны, лекарства для него освящает… Потому я и подумал, что это важно… Теперь дальше: у нас есть два дня: послезавтра Галкина по договоренности придет к ним делать первый из десяти уколов…
— Ты хочешь сказать, — подал реплику Щербак, — что эту козу нужно брать с поличным именно в этот момент? А ты уверен, что она сдаст своего доктора и иже с ним?
— Уверен! — твердо произнес Агеев. — Эта дамочка из тех, кто, кроме себя, всерьез никого любить просто не способен! Ну нет у нее этого специального органа, которым любят…
Щербак в ответ заржал:
— Уж так уж и нет?
Турецкий улыбнулся, но тут же посерьезнел.
— Ну тебя к черту, Коля, — смущенно отмахнулся Филя. — Отлично ведь понял, что я имею в виду… В общем, Саша, на мой взгляд, это самый, я бы сказал, бескровный путь — через Галкину… Главное, чтобы Костаниди пошли навстречу… Но я думаю, что пойдут.
— Я тоже так думаю, — кивнул Александр Борисович, несколько раз внимательно прослушавший запись разговора между Галкиной и Еленой.
— Ну смотрите, ребятушки, — с сомнением протянул
— Ага, — кивнул Агеев. — Вломиться в квартиру смертельно больного человека — без предупреждения и в сопровождении спецназа — и устроить захват по всем правилам голливудского боевика!
— А что там с Зигмундом Паляницким? — проигнорировал его замечание Николай.
— С ним как раз разберутся без нас, — ответил Турецкий. — Кстати, живет он по документам своего погибшего однополчанина… Парень погиб в том самом бою, после которого Зигмунд дезертировал.
— Вот сволочь… А как он их, я имею в виду документы, раздобыл?
— С этим тоже разбираться будем не мы. Но можно предположить, что с помощью старшего братца, который в то время уже работал на военку… Полагаю, спецслужбы и с этим разберутся. А у нас с вами, если вы не запамятовали, своя клиентка и несколько иная задача.
— Его выследили? — полюбопытствовал Филя.
— И без особых усилий, — включился Щербак. — Этот тип явился к брату за бабками на другой день после визита Субботина, прямо с утра — приперло, видать. Я проводил его до дома, а остальное, как ты понимаешь, было уже делом техники: Паляницкий-младший проживает по месту своей нынешней прописки, естественно, под другим именем… Да и черт с ним! Давайте-ка к нашим заботам. Значит, решено?
— Как скажешь, Саша, — улыбнулся Филя.
— К Костаниди, если вы не против, пойду я, — завершил совещание Турецкий. — Относительно медсестры решим, как и что, после этого визита…
Елена, прежде чем снять цепочку, долго вчитывалась в удостоверение, развернутое перед ней Турецким, безмолвно шевеля губами. Наконец она подняла взгляд на него самого: на крупном, грубо вылепленном лице женщины читалась растерянность.
— Генеральная прокуратура? — произнесла она негромко. Единственное вполне противозаконное действие, которое позволил себе после долгих колебаний Александр Борисович, это прихватить с собой, отправляясь с визитом к Костаниди, так и не сданное им старое удостоверение. Правда, если вдуматься, не такое уж оно, это действие, противозаконное: срок его кончался в декабре нынешнего года. В Генпрокуратуре об этом знали и к молчаливому, не высказанному вслух желанию Турецкого оставить себе документ, видимо, решили, что на память, отнеслись тоже молча. Тактично не напомнив о необходимости сдать «корочки».
Даже Меркулов и тот сделал вид, что все в порядке, и когда Александр Борисович ездил к нему в Генеральную, заказал ему разовый пропуск. Такая «забывчивость» никогда не была присуща Константину Дмитриевичу, тем более что сдать удостоверение Турецкий должен был как раз ему…
— Лена, кто там? — раздался слабый мужской голос из глубины квартиры.
Елена вздрогнула и начала суетливо снимать цепочку.
— Проходите, пожалуйста, но, право, я не знаю… У меня брат болен…
— Я знаю, Елена Дмитриевна, — мягко произнес Александр Борисович, переступая порог: ей наконец удалось распахнуть входную дверь. — Пожалуйста, не волнуйтесь и не пугайтесь, я к вам как раз в этой связи.