Цена манильской сигары
Шрифт:
Первыми в Юго-Восточной Азии оценили дуриан жители нынешней Малайзии. Как научное название — «дурно зибетинус», так и обиходное — «дуриан» происходят от малайского слова «дури» (шип). Слово же «зибетинус» от итальянского «зибетто» означает «сильный запах». Голландцы в Индонезии дали фрукту очень непривлекательное прозвище — «вонючка». И на самом деле, запах дуриана настолько резок и неприятен (представьте протухшее яйцо), что до сих пор большинство авиакомпаний запрещает перевозить дуриан в самолетах. В гостиницу ему вход строго запрещен, ибо запах въедается в стены, одежду, мебель и держится днями, даже неделями.
Однако у фрукта есть немало поклонников, любителей, защитников. Известный натуралист XIX века Алфред Рассел Уоллес писал о дуриане как о богатом витаминами фрукте, со слегка маслянистой мякотью, с миндальным привкусом, с непередаваемой гаммой всевозможных ароматов — в нем как бы перемешаны запахи пикантного сыра и лукового соуса, спелой вишни и целого ряда других совершенно несовместимых друг с другом ингредиентов. Чем дольше его ешь, тем большее удовольствие получаешь, тем труднее заставить себя остановиться. Молва гласит, что один бирманский король в древности был так восхищен вкусом дуриана, произраставшего в одной небольшой деревушке, что заключил с ее жителями новую сделку: вместо обычной по тому времени ежегодной дани королевскому трону в виде золота и драгоценных камней обитатели деревни должны были приносить плоды дуриана.
Конечно, прилетев в Давао, я не мог не спросить ни про сам дуриан, ни про его свойства, ни про то, как его едят. Представитель совместной судоходной компании «ФилСов» повез меня к своим родственникам под Давао. По пути он сказал:
— Лучше всего наслаждаться дурианом, когда он достигает спелости. Знатоки определяют ее по желтовато-зеленому цвету кожуры, а также по своеобразному шуму внутри плода, который можно услышать, если отковырнуть несколько шипов. Шум примерно такой же, как в большой ракушке, когда подносишь ее к уху. Едят дуриан в сыром виде, аккуратно его разрезав.
Но не только вкусом славится дуриан, но и богатством витаминов (особенно витамина А) и многих питательных веществ (белок, фосфор и т. д.). Считается (хотя специалисты иного мнения), что дуриан обладает целебными свойствами. Например, для лечения лихорадки используют отвар из корней дерева, а отвар из листьев применяют в компрессах для больных желтухой. Тайцы при изжоге жуют оболочку кожуры, которая богата серой. Свежую, сохранившую свой специфический запах кожуру часто кладут около постели. Говорят, это помогает от клопов. А высушенная кожура нередко используется как топливо.
Гипертоникам дуриан противопоказан. В Бангкоке я прочитал даже объявление-совет: «Дуриан повышает давление. Поначалу ешьте его немного».
Дерево дуриана хорошо приживается лишь на почве с высоким содержанием серы и при отсутствии в ней соли. Даже небольшое количество соленой воды, попавшее на плантации дуриана, способно погубить плоды: они падают с дерева, не достигнув зрелости. Чем дольше плод продержится на дереве, тем лучше его вкусовые качества, и чем меньше плодов на одном дереве, тем они вкуснее. Их лучше не срывать, а собирать. Дуриан может испортиться за неделю. Не всегда люди «выдерживают характер» и соблюдают сроки. Нередко владельцы плантаций продают не вполне созревшие плоды. Знатоки и любители едят его спустя три дня после созревания.
На столе, за которым мы расположились, лежало несколько дурианов, разных сортов и размеров. Лежал там и длинный острый нож. Атмосфера царила такая, будто мы присутствовали на дегустации марочного французского вина — настолько все было торжественно.
Однажды английский путешественник XIX века сэр Генри Юль сказал: «Дуриан — это принц среди фруктов для тех, кто его любит, и предел отвращения для всех новичков».
В ответ на это крестьянин засмеялся и заметил: «Слава богу, на свете много новичков и людей, не знакомых с дурианом, иначе плод стал бы редкостью». Под новичками имеются в виду иностранцы. Не все они по достоинству оценивают этот фрукт, а мнопие не решаются даже попробовать.
— Поэтому «царь фруктов для царей», — сказал на прощание мой сопровождающий. — Так же, кстати, и балут. Но это наша экзотика, черточка, особенность, которой мы удивляем гостей и привлекаем туристов.
ЦЕНА МАНИЛЬСКОЙ СИГАРЫ
Темно-коричневые коробки, украшенные золотым орнаментом или перетянутые атласными лентами, стоят в дорогих магазинах рядом с украшениями. Их не увидишь в городских, не говоря уж о сельских, лавках. Да и в обычных торговых центрах встретишь редко. В коробках знаменитые манильские сигары. А они, согласно неписаной буржуазной табели о рангах служат признаком богатства, политической власти, социального превосходства. Манильская сигара, которой уже более ста лет, — достопримечательность Филиппин. О ней постоянно напоминают путеводители, гиды: «Необыкновенный аромат, сравнимый лишь с лучшими французскими духами».
Однако рекламный ореол мгновенно исчезает, как только переступаешь порог фабрики «Компании Хенераль де Табакос де Филипинас», или попросту «Табакалера». Желтые, табачного цвета лица работниц — вот что видишь прежде всего.
— Когда вечером откладываю нож, — рассказывает Амалита, — я сначала минут пять-десять стою с закрытыми глазами. Иначе можно упасть — перед глазами еще плывут сигары: за смену ведь нужно свернуть сто пятьдесят штук. Вручную. И не просто свернуть. Каждая должна быть точь-в-точь такой же, как предыдущая, иначе либо в коробку не поместится, либо в ней останется пустое пространство.
По фабрике меня водит Исаак Сан-Хосе, начальник производства. Вот сушатся большие, со сковороду, листья, вот некоторые из тех, что «пересидели» в сушилке, чуть-чуть увлажняют. Затем цех, где я познакомился с Амалитой, — длинные столы, разделенные барьерчиками на ровные квадраты, похожие на открытые телефонные будки. У каждого — работница. Никаких инструментов, кроме ножа.
— Сколько получает работница? — спрашиваю.
— Пятьсот песо в месяц. Это начинающая, после шести месяцев учебы. Через пять лет, когда овладеет мастерством в совершенстве, научится не только сворачивать листья, но и подбирать их точно по цвету и по запаху, — восемьсот песо. Конечно, очень мало за такой труд.
— Каковы доходы крестьянина, который выращивает табак?
Хосе пожимает плечами. Что ответить? Гроши! Но это неполный ответ. А палящее солнце? А отсутствие всяких норм, когда приходится, не разгибаясь, работать в поле день, месяц, почти весь год? Но самое печальное — не сегодня завтра можно лишиться и этой работы — пусть жалкого, но все-таки источника существования.
Когда монахи привезли на Филиппины из Латинской Америки семена табака, они говорили крестьянам: «Сейте — и благодать снизойдет на ваши дома! Сейте — и вы будете счастливыми!». Табак быстро распространился на значительные территории ряда провинций. В конце XIX века уже около двадцати тысяч рабочих было занято в табачной промышленности, ставшей государственной монополией. Многие тысячи крестьян поставляли для нее сырье. После ликвидации монополии, в 1882 году, правительственные фабрики были закрыты, а на их месте возникли частные предприятия, в том числе «Табакалера».