Цена манильской сигары
Шрифт:
Однажды, листая в библиотеке подшивки газет, я увидел заголовок «День эйд Большой Манилы». За ним следовал рассказ о Ховите Балдомер: она работает на одном из самых трудных участков улицы Эпифанио де лос-Сантос (кстати, одного из своих сыновей Ховита назвала Эпифанио — так глубоко вошла в ее судьбу улица, которую она прихорашивает каждый день). Героиня очерка представлялась мне женщиной жизнерадостной, довольной судьбой, хотя жизнь ее, судя по всему, была далеко не легкой.
Мне захотелось поговорить с X. Балдомер о ее житье-бытье, тем более что адрес в газете был: Макати, баррмо Битого, улица Палаван, 4743. «Баррио» в переводе с испанского означает «деревня». Но я никогда не думал, что попаду действительно в деревню — ведь буквально в двух шагах деловой центр столицы, именуемый «местным Уолл-стритом». И достаточно свернуть с Эпифанио де лос-Сантос не направо, к «Уолл-стриту», а налево, как метров через шестьдесят окажешься в совсем другом,
Навстречу мне вышел муж Ховиты Альфредо, который и рассказал мне о ее жизни. Встает в пять утра, а в шесть уже на своем участке. Перерыв на обед в одиннадцать. Рис в пакетике, багооунг (мелкая рыбешка, поджаренная с чесноком) да стакан холодной воды, которую по-дружески, бесплатно, дает владелица продуктовой лавчонки Лина. А что после работы? Иногда Ховита вышивает, иногда зайдет к соседке. Нет, в кино они не бывают. Дорого. Правда, зарплата немного увеличилась. Три года назад Ховита получала триста песо, а теперь получает пятьсот сорок. Но если раньше за электричество (в доме две лампочки) платили десять песо в месяц, то сегодня — сорок. Да и вообще все подорожало.
— Однажды, — Альфредо улыбнулся, — жена нашла на дороге толстую пачку чеков, принадлежащую одной из компаний на улице богачей — Айале. Владельцы чеков отблагодарили Ховиту, выдав ей в награду пятьдесят песо. Пожалуй, и все перемены в нашей жизни. Да, вот еще: родилась дочка, назвали ее Лилия.
Ховита пришла сразу после двух. Женщина совсем не походила на словесный портрет в газете, была очень уставшей, даже подавленной.
— Снова завяли цветы, — говорит она. — А что я могу сделать? Ведь дышать-то им нечем: бензин да гарь. Машины идут день и ночь, каждую секунду. Извините, я скоро приду.
Альфредо, желая, как мне показалось, объяснить настроение жены, продолжал рассказ о жизни семьи. Теперь он заговорил о себе. Ему сорок три. Однако по-прежнему работает «мальчиком» на площадке для игры в гольф — подбирает и подносит игрокам мячи. Конечно, унизительное занятие в такие годы. Но трудно, очень трудно найти в Маниле работу, тем более что ищущих ее становится все больше и больше. Вот недавно к соседу приехал родственник со своей многочисленной семьей. У него был небольшой — два с половиной гектара — участок земли, каждый год дававший тридцать мешков риса. Восемь отвозили бывшему помещику Гонсалесу в уплату долгов, пять — родственникам, которые помогали убирать урожай, еще пять уходили на долги и удобрения. Семья, правда, давно не покупала сардин (любимое лакомство крестьян провинции Пампанга), но кукурузный суп с овощами был всегда. Тяжелая, конечно, жизнь. И вот как-то появился человек по имени Бонг, который сказал, что он агент по найму рабочих в Саудовскую Аравию. Обещанные «золотые горы» заслонили все вокруг и заставили забыть об осторожности. Земля была продана, вырученные деньги отданы агенту на «оформление» визы, авиабилеты, организацию медицинского освидетельствования и так далее. Однако Бонг оказался жуликом, и тридцать (а с семьями и все триста) обманутых остались без крыши над головой. Большинство решили искать спасения в Маниле.
Альфредо закурил самодельную сигарету. Вошла Ховита. Продолжая рассказ мужа, она сказала:
— Разве я могу сделать нашу улицу красивой, если она для бездомного, часто забредшего сюда в поисках работы человека — и кухня, и столовая, и туалет, и спальня… Из-за того, что каждый клочок застроен, негде и куста посадить, нет специального места, куда можно было бы вылить грязную воду. Конечно, мы стараемся, но…
Действительно, филиппинцы горячо поддержали меры правительства по наведению в городах чистоты, украшению их цветами, быстрорастущими деревьями ипил-ипил. Эйд выступали в скученных кварталах с лекциями о том, как бороться с мухами, о необходимости сжигать мусор и вообще соблюдать чистоту. Сами эйд и их слушатели с удовольствием делают все, чтобы каждый уголок Манилы радовал глаз. Для бедняков города это значило больше, чем просто борьба с грязью на улице. Они видели в атаке на грязь признак перемен, коренных преобразований. Стремление к чистоте — это своего рода вызов бывшим колонизаторам, которые уверяют, будто «азиаты никогда не вылезут из грязи». Наведение чистоты, этот весьма важный шаг, успешно сделан с помощью самоотверженного труда эйд. Но ведь нужно делать и другие шаги. Их ждут. Лишние руки, о которых рассказывал Альфредо, — это капля в океане, состоящем из людей, согнанных судьбой со всех островов. Представители городских властей рассказывали мне, что, действительно, многие переселенцы обращаются за помощью к родственникам, пристраивают к их лачугам новые клетушки. Часто, чтобы избежать репрессивных мер полиции, строят за одну ночь. Но если бы люди ехали только к родственникам и делали пристройки только к их домам… Многие селятся где придется — в результате узкие улицы становятся уже, обостряется проблема снабжения водой, топливом, чаще случаются пожары. А какие беды приносят тайфуны, сопровождаемые наводнениями, и говорить не приходится!
Цветы Ховиты вянут. Подсчитано, что заводы и фабрики города выбрасывают в атмосферу ежедневно около 172 тонн окиси углерода, 111 тонн взвешенных' частиц, 445 тонн двуокиси серы. Кроме того, есть немало предприятий, работающих на топливе низкого сгорания. Серьезное беспокойство вызывают реки столицы. На многих участках — это зловонные протоки, ставшие рассадниками эпидемий. Не лучше положение на многих– городских бойнях и рынках. Однажды газета «Филиппни дейли экспресс», ссылаясь на авторитетные источники, сообщила, что причиной заболеваний жителей столицы на семьдесят процентов являются продукты питания.
Ликвидация этих и других причин страданий городского населения, конечно же, не по плечу эйд-«косметологу».
Как-то в праздник я увидел Ховиту. Сначала даже не узнал ее: белое в цветочках платье преобразило женщину. На больших улицах и бульварах столицы, прибранных ранним утром, гуляли тысячи манильцев. Яркая, красивая толпа. А ведь многие из этих людей надели свое единственное выходное платье и вышли <из лачуг. «Чисто вымытая бедность, — сказал поэт, хорошо знающий филиппинскую действительность. — Такую не стыдно показать иностранцам…».
Но ведь люди живут здесь не напоказ. Поэтому они мечтают избавиться от бедности, даже будь она трижды чистая.
ОДИНОКИЙ БОГ
Трудно привыкнуть к тому, что утро в тропиках наступает мгновенно. Темно, темно, и вдруг яркий свет. Он быстро убирает с неба звезды и заливает землю. Все вокруг оживает. Первой на наших глазах выползает из мрака гора Макилинг, похожая на динозавра. Потом четко обозначаются верхушки пальм. Только что темная дорога стала светлой и заблестела втоптанными в асфальт камешками. У перекрестка на дорогу выбегает подросток лет двенадцати. Он предлагает завернутый трубочкой в пальмовые листья рис, балут (яйцо, сваренное незадолго до того, как из него вылупляется утенок), початки кукурузы, похожую на молоко жидкость кокосового ореха. Водители тяжелых грузовиков, проведшие за баранкой всю ночь, останавливаются, чтобы подкрепиться, — ведь вот она уже, Манила, а чтобы ездить по ее улицам, нужны силы. Балут редко кто берет: хоть и любимая еда, но дороговато. Зато все просят по две-три «палочки» с рисом. Позавтракав, закуривают. Один из шоферов спрашивает: «Ну, как тут в ваших краях с рисом? Хороший ожидаете урожай?..» Этот вопрос волнует всех жителей островов — и деревенских, и городских.
Рис — основной продукт питания для девяти десятых населения Филиппин. С ним связывают надежды на день сегодняшний и день грядущий. Недаром жених и невеста скрепляют свою клятву на верность, соединив руки над чашей с рисом. Каждая семья, будь то в городе или в деревне, хочет, чтобы эта чаша была полной. Из десяти миллионов гектаров, пригодных для земледелия, в стране обрабатывается восемь миллионов. Рисом засевается треть этих земель. Немало гектаров под культуру отвоевано у природы, казалось бы, в недоступных для пахаря местах. В древности предки нынешних ифугао (народа, живущего в горах), борясь за воду, долбили склоны гор. На очищенную и выровненную полоску сносили щебень, гальку, песок, землю, ил. Потом (и это самое главное) сооружали;из камней и глины своеобразную плотину, чтобы она останавливала стекающие сверху ручьи. И вот грядка готова. На ней и сажали рис. Постепенно «грядки» удлинялись и превращались в ленты, называемые сегодня террасами. Поднимаясь все выше и выше, они опоясали в несколько рядов горы многих филиппинских островов. Кто-то подсчитал: если вытянуть в одну линию только террасы Лусона, то она опоясала бы половину экватора. Путешественники называют ожерелья гор, созданные людьми, восьмым чудом света. Ифугао говорят, что это их ступеньки к звездам, а значит, и к счастью. Каждая ступенька обильно полита потом крестьянина.
Не меньше, чем ифугао, трудились жители долин. И сегодня можно часто услышать, как поздно вечером крестьяне поют: «Магтаним хинди биро…». Это начало песни, в которой говорится о том, что выращивать рис — значит от зари до зари наклоняться к земле, для отдыха нет ни минуты.
Несмотря на тяжкий труд, как в горах, так и в долинах у большинства филиппинцев чаша не всегда доверху наполнена рисом.
У крестьянина потому, что большую часть урожая он должен отдавать: долги, налоги, сборы за регистрацию брака, рождения ребенка и т. п. Часто меняют рис на керосин, соль, на предметы первой необходимости. А цены на все с каждым годом растут.